Геннадий тяжело дышал, уставившись в одну точку и периодически постанывая.
– А тебе за помощь правоохранительным органам – смягчение вины, совсем другое отношение и прокурора, и судьи, – продолжал Гарик. – Учтут состояние твоего здоровья, да еще и адвокат постарается – не заметишь, как на свободу выйдешь!
Геннадий чуть не всхлипнул от столь привлекательной перспективы, однако он не мог не понимать, что все соловьиные трели Папазяна, конечно, несколько преувеличены. Тем не менее не мог не понимать и того, что его-то вина доказана, что ему не отвертеться, и срок, какими бы ни были смягчающие обстоятельства, он получит.
– Гена, – вступила я в разговор. – Сидеть тебе будет намного приятее, если ты будешь знать, что твой хозяин также получил свое. Разве не так?
Геннадий не ответил, о чем-то сосредоточенно размышляя.
– Плохо мне, – наконец проговорил он. – Больно, и температура, кажется. Соображаю плохо...
– Так это мы сейчас исправим, – засуетился Папазян, – сейчас сестричку кликнем, она тебе укольчик сделает, обезболивающее там, жаропонижающее, все дела... Будешь, как огурчик!
И он пошел в коридор за сестрой. Та пришла хмурая, потрогала лоб Полесникова, пощупала пульс, затем ловко сломала ампулу и ввела Геннадию какое-то лекарство.
– Может быть, отложите разговор? – обратилась она к Папазяну. – Ему бы поспать не мешало.
– Потом поспит, милая, потом, – чуть приобняв сестру за талию, ласково проговорил Гарик. – Не можем мы разговор прекратить, уж очень важный он у нас, понимаешь? Мужской такой разговор, серьезный.
Медсестра покосилась в мою сторону, вздохнула и сказала:
– Что ж, раз Владимир Сергеевич разрешил, я запрещать не могу. Но все равно постарайтесь недолго.
Владимир Сергеевич был лечащим врачом Полесникова, именно с ним разговаривал Гарик перед тем, как мы вошли к Геннадию, именно его Папазян убедил в необходимости беседы.
Сестра вышла из палаты, Геннадий лежал, прикрыв глаза.
– Ты не засыпай, Гена, не засыпай, после отоспишься, времени у тебя предостаточно будет, – скороговоркой заговорил Гарик, трогая Полесникова за плечо. – Давай сперва показания запишем, вот я уже и протокольчик приготовил.
Он достал заготовленные белые листы и устроил их у себя на коленях, приготовившись слушать. Полесникову вроде бы стало полегче, дыхание его выровнялось, и взгляд был уже не такой затуманенный и страдальческий.
– Хорошо, – хрипловато проговорил он. – Пишите...
Гарик щелкнул авторучкой.
– Убить Карпинского мне действительно приказал Коновалов, – начал Полесников. – Он был должен Карпинскому почти пол-лимона баксов, а отдавать, естественно, не хотелось. А Карпинский в последнее время стал настойчиво требовать бабки. И главное, сорок процентов акций на его сестрицу были оформлены. Это он специально подсуетился, чтобы самому не светиться. Он же сам кому только не был должен! А так – надежно вложил капитал, и взятки гладки. Вот Коновалов и думал, что он не скоро бабки назад потребует. Но у Карпинского какой-то новый план возник, новый бизнес-проект, и ждать он не собирался. В последний раз между ними очень крупный разговор состоялся, Карпинский прямо сказал, чтобы деньги были, иначе он сделает так, что Коновалов лишится своей доли и останется с голой задницей. Коновалова такое положение, конечно же, не устраивало. Вот он и принял меры.