— Видишь это, сукин сын? Если я поймаю кого-нибудь с моей женой, я повалю его на спину и отрежу ему член.
— Он будет ссать сидя до конца своих дней, правда, Карл?
Это был Хьюги Левескай, проводник. Я притянул колени к груди и крепко обнял их. Мне никогда не хотелось в туалет так сильно, как сейчас. Ни до того, ни после.
— Ты чертовски прав, — сказал Карл Деккер, мой дерьмовый отец.
— О, а как быть с женщиной в этом случае, Карл? — спросил Эл Латроп. Он был ужасно пьян. Я даже мог сказать, какая тень принадлежала ему.
Он раскачивался взад-вперед, как будто он сидел в лодке, а не на бревне возле огня.
— Интересно, а что ты сделаешь с женщиной, которая впустит кого-нибудь через черный вход, а?
Охотничий нож, превратившийся в копье, медленно двигался взад-вперед.
— Ирокезы использовали ножи для разрезания носов. Идея состояла в том, чтобы изобразить на лице половые органы. Таким образом, каждый человек в племени мог видеть, какая часть тела приносит им больше всего бед, — сказал мой отец.
Я убрал руки с колен и сжал ими промежность. Я сгреб мои причиндалы в кулак и наблюдал за тем, как тень от ножа медленно двигалась вперед и назад. У меня началась страшная боль в желудке. Я могу напустить в спальный мешок, если не потороплюсь.
— Разрезать им носы, а? — сказал Ренди. — Чертовски хорошо сказано. Если все будут так поступать, то половина женщин в Пласервилле будет иметь дыры в двух местах.
— Но не моя жена, — спокойно произнес отец. Его голос был внятен и резок. На лице Ренди улыбка превратилась в гримасу.
— Нет, конечно нет, Карл, — беспокойно заерзал Ренди. — Эй, дерьмо. Наливай.
Тень моего отца снова подняла бутылку.
— Я не буду разрезать ей нос, — сообщил Эл Латроп. — Я просто размажу ее проклятую голову.
— Ну-с, приступим, — сказал Хьюги. — Я наливаю.
Я не мог больше терпеть. Я выскочил из спального мешка, и морозный холодный октябрьский воздух начал щипать мое тело, которое было полностью обнаженным, не считая шорт. Казалось, что мой петушок хотел вжаться в тело. Одна мысль все вращалась и вращалась в моем мозгу — я догадываюсь, что еще не проснулся полностью — и вся беседа казалась мне сном, возможно, продолжением сна про скрипящего монстра из аллеи. Когда я был маленьким, я забирался в мамину постель после того, как отец надевал униформу и уезжал на работу. Я использовал эту возможность, чтобы поспать возле нее часок или полтора до завтрака.
Черные, страшные огненные тени, похожие на молящихся богомолов. Я не хотел находиться здесь, в этих лесах, в семидесяти милях от ближайшего города, с этими пьяными мужиками. Я хотел к маме. Я вылез из палатки. Отец повернулся мне навстречу. Он все еще держал в руке охотничий нож. Он посмотрел на меня, я посмотрел на него. Я никогда не забуду этого зрелища. Мой отец с красноватой небритой щетиной на лице, в охотничьей шапке, и охотничий нож в его руке. Беседа сразу же прекратилась. Они, наверное, поняли, как много я услышал. Возможно, они даже устыдились.