Несколько раз она смотрела на него, гадая, сможет ли когда-нибудь снова увидеть тот взгляд, который обещал столь многое, но теперь он держал себя в руках, поэтому ничего такого она не заметила.
Вечером они сели за ужин, который стал настоящим триумфом Луизы. Он начал есть приготовленное блюдо с осторожностью, а закончил тем, что съел все, что было на тарелке, и потребовал добавки.
Затем он усадил ее на софе с бокалом «Барона де Онья», а сам принялся готовить кофе. Когда он вошел в комнату, она, откинувшись головой на подушки, разглядывала маски, висящие на стене.
— А, ты смотришь на моих друзей, — сказал он, ставя чашки на журнальный столик.
— Они твои друзья? — улыбаясь, спросила она. Тогда представь их мне.
— Хорошо.
Он снял со стены одну маску.
— Это Сипо, хитрый проныра. У него африканское имя, потому что раньше большинство населения на острове составляли черные рабы.
Конечно, у масок Регонды венецианское прошлое, но оно тесно переплелось с культурой Африки.
— Значит, и карнавал на Регонде придумал тоже дон Мигель?
— Ты верно угадала. Он устраивал на острове просто феерические шествия с масками и танцами. Ты знаешь, как на Карибах и в Бразилии любят карнавалы, а дон Мигель добавил к этому еще и маски. Они очень полюбились островитянам.
— Странно, почему так?
— Наверное, в этом какую-то роль сыграл наш характер, некоторая текучесть.
— Что ты имеешь в виду под словом «текучесть»?
Он ухмыльнулся.
— Мы кажемся очень несолидными. Да и как мы могли бы быть такими? — Он показал на канал за окном. — Мы не живем на устойчивых фундаментах, путешествуем по улицам, которые двигаются под нами. И остров так часто переходил из рук в руки в течение столетий, что жизнь здесь перестала быть устойчивой. Мы живем своим умом, и потому научились тому, что я бы назвал «приспособляемостью». А лучший способ приспособиться — это иметь под рукой целый набор масок.
— Целый набор?
— Да, ведь одной маски никогда не достаточно.
Луиза посмотрела на множество эмоций и чувств, которые передавали раскрашенные куски картона.
— Их так много. Просто невероятно.
— Их столько же, сколько бывает выражений на человеческом лице, или столько, сколько бывает типов человеческого сердца.
— Но как же кто-нибудь узнает, каковы вы на самом деле?
— Но рано или поздно все маски снимаются, и на свет появляется правда.
— Какая правда? — спросила она. — Ведь для каждого человека она своя.
Он сделал быстрое движение рукой.
— Ты понимаешь. Что-то говорило мне, что так и будет. Конечно, ты права. Я могу только сказать, что, когда лица людей спрятаны, они чувствуют себя более свободными, могут быть самими собой.