– Для младшего школьного возраста? – желчно осведомилась я.
– Да. – Он потер ладонями свое мятое, одутловатое лицо.
– Что такое «Чердак мира»? – спросил Максимилиан.
– Детский учебник в Королевстве. Назван по имени этой самой легенды, о волшебном складе премудростей. Собственно, я использовал название, как использовал легенду…
Максимилиан, сузив черные глаза, вытащил из фирменного пластикового кулька книгу Оберона:
– А это что?
– Ой, – тихо сказал надувной человек.
Максимилиан подступил к нему с семечками правды; хозяин покорно проглотил очередную кругляшку.
– Это книга-оборотень, – сказал он как-то очень устало. – Памятник магического искусства. Она меняла обличья по своей воле, чаще всего притворялась простым учебником. Но одно из ее пяти обличий было – справочник запрещенной алхимии, собственно, я впервые занялся своим делом… соблазнившись рецептами из этого справочника.
Он потер живот. В его желудок свалилось четыре семечка подряд – это не шутки. Хотя мне, помнится, приходилось глотать и побольше.
– Что потом стало с этой книгой?
– Я передал ее Оберону – добровольно, прошу заметить. Дайте мне еще семечко, если хотите убедиться: добровольно!
Максимилиан исполнил его просьбу:
– Где сейчас Оберон?
– А? – Писатель испугался. – У меня нет сведений, полагаю, в Королевстве… Мы не виделись с тех пор, как…
Он вдруг сполз с дивана и встал перед нами на колени:
– Я вас прошу, господа маги… Я уже много лет живу тихо, мирно, я исправился, клянусь! Мне нестерпимо напоминание… о моем прошлом… Я ни в чем не виноват, я просто детский писатель!
Неприятно и неловко было на него смотреть.
– Да перестаньте! – сказала я неожиданно тонким голосом. – Никто не собирается вас…
Я запнулась. Максимилиан бросил на меня длинный, ленивый взгляд. Мне вдруг стало тоскливо.
Чего я ждала? Что этот человек объяснит все тайны и на пальцах разъяснит, где искать Оберона?
– Значит, эта книга принадлежала вам, – сказал Максимилиан тоном следователя. Как ни был противен изгнанный из Королевства алхимик, высокомерие некроманта в такой ситуации казалось мне дурацким самоутверждением. Тем более что надувной человек по-прежнему стоял на коленях.
– Принадлежала, – покорно согласился писатель.
– И превращалась туда-сюда по вашему хотению?
– По своему хотению! У нее была собственная воля… Довольно злая. Когда я передал ее Оберону, она не простила… Не пожелала служить Королю… и в попытке освободиться сама себя прикончила. То, что вы держите в руках, – он попытался улыбнуться, – это памятник… вроде как мумия книги.
– Да встаньте! – не выдержала я. – Стыдно смотреть на вас.