– Макс, послушай…
– Выходим на изнанку, – отозвался он сухо. – Попытаемся распутать здесь.
* * *
Кабинет Гарольда был увит спутанными нитями, петли свисали с потолка, торчали изо всех стен, изо всех предметов. Обломки посоха терялись в коконе тонких и толстых волокон. К шкафу невозможно было продраться без ножниц – так плотно его оплело. Красная нитка, связанная с Обероном, встречалась то тут, то там, но никуда не приводила – висела обрывками.
Принц-деспот лежал на полу, в облачке сырого тумана. Я посмотрела ему в лицо и отпрянула: здесь, на изнанке, он и выглядел таким чудовищем, каким был на самом деле. Разные нитки обвивали его, толстые и тонкие, тусклые, оборванные, с размочаленными концами: принц-деспот был намертво вшит в историю Королевства.
Максимилиан вытащил из сумки книгу-оборотня. У меня от сердца отлегло, когда я увидела, что красная нить не побледнела – наоборот, будто налилась светом и на ощупь казалась теплой. Вот только куда она ведет? Мы с Максимилианом минут десять бродили, как в лабиринте, перебирая руками по красной ниточке, распутывая узлы и пролагая ей дорогу среди густых сетей, но самый большой узел, у входа в комнату, не смогли распутать. Нитка потерялась в ворсистом ковре.
– Дай мне посмотреть, – я взяла книгу у Максимилиана.
Томик сам раскрылся на заложенной странице. Я отодвинула закладку, вглядываясь в изображение Швеи, и вдруг меня ударило будто током: все нитки, опутывавшие книжку, и самая яркая красная нить были завязаны на листке бумаги, на этой «закладке», а не на книге!
– Макс! Смотри!
– Выходим, – сказал он отрывисто.
Наши ладони соприкоснулись. Руки Максимилиана чуть заметно дрожали.
– Все имеет изнанку… Но изнанка – только одна сторона…
Как и в прошлый раз, мне захотелось вздохнуть с облегчением, перейдя из изнанки на лицевую сторону мира. За окном все ниже склонялось солнце, принц-деспот лежал без движения, в замке грохотали сапоги, перекликались голоса и продолжалась своя, явно не мирная жизнь.
– Это записка, – Максимилиан поднес лист бумаги к глазам. – Ну-ка, посвети.
В комнате было еще достаточно светло, но я поняла, что он имеет в виду. Поднесла к бумаге навершие посоха; в зеленоватом свете на полупрозрачном тонком листе проступили выведенные от руки, с наклоном влево, слова: «Нет. Вы ничего мне не должны. Завтра я думать забуду».
Ни подписи. Ни даты. Максимилиан понюхал записку, жадно шевеля ноздрями:
– Нет колдовства. Нет яда. Духов тоже нет, либо выветрились. Записка давняя, судя по тому, как вылиняли чернила…
– Это улика! – выкрикнула я в восторге. – Это первая серьезная зацепка, она приведет нас к Оберону!