Я выдохнула. Вытерла лоб рукавом. Спасибо, Ланс, вот это подарок… Следы Оберона сохранились на изнанке. Красная нитка; отверстие в клинке – как игольное ушко… Надо только вдеть нитку в иголку…
А нитка-то у Максимилиана!
Я почувствовала угрызения совести. Некромант до сих пор не знает, где я и куда подевалась. Он не знает, что я получила меч, что людоеды взбунтовались и уплыли, что принцу Александру, возможно, известно больше, чем он говорит вслух… А как там Гарольд и надежно ли сторожат принца-деспота?!
Я пустилась бежать, подпрыгивая, пролетая шагов десять по воздуху и снова отталкиваясь от мостовой. Я бежала, зажав в одной руке посох, в другой – Швею; дорога вывела меня на круглую площадь, где огромной тушей темнел Храм Обещания, превращенный в Музей Того, что Следует Помнить. Двери стояли настежь – наверное, и в музее похозяйничали мародеры…
Внутри мерцал огонек. Я остановилась у каменного крыльца. Есть там кто-нибудь? Может быть, это некромант?
Оберон велел устроить этот музей для того, чтобы люди помнили. Он велел собрать там все памятные вещи… А разве сам Оберон – это не То, что Следует Помнить?!
Прыгая через две ступеньки, я ворвалась в Храм-Музей. Он был такой большой и высокий, а огонек горел в глубине; звук моих шагов загрохотал эхом под сводами, как будто шла колонна великанов.
– Ваше величество!
Заколыхалась свечка. Она был одна, почти полностью оплывшая, похожая на толстый корчеватый пень. Я огляделась; из темноты выступали экспонаты, нависала над головой носовая фигура какого-то корабля, и на ней отчетливо были видны следы крысиных зубов. Дикарский наряд на подставке казался страшным человеком без головы, один рукав был оторван. Гобелены казались еще тусклее, чем я запомнила их в прошлый раз, и влага оседала на старинном заржавленном оружии.
Кроме меня, в Храме-Музее никого не было. Вещи, которые должны были хранить память, оказались банкротами, потерявшими все, что им было доверено.
Я ударила посохом о камень. Вспышка вылетела вверх, под купол, и на секунду озарила его изнутри: позеленевший, в потеках, в серых тряпках старой паутины. Я ударила еще раз, мне хотелось снести это предательский музей, сжечь тут все, разогнать крыс и пауков… но в этой новой вспышке я увидела человеческую фигуру в темноте, в далеком закутке храма.
– Эй! Здесь кто-то есть?!
Вздох.
Я посмотрела ночным зрением. В первую секунду мне показалось, что это все-таки Оберон – пусть не во плоти, но призрак его. Я ошиблась. Это был призрак совсем другого человека – невысокого, очень широкоплечего, с пушистой, будто веник, бородой. Он сидел, как мне сперва показалось, на перевернутой лодке. Присмотревшись, я поняла, что это дерево с обрубленными ветками и корнями, уложенное набок и превращенное в скамейку.