Терпение доктора Минкова истощилось.
– Через несколько месяцев опухоль совершенно спадет. Форма носа, естественно, будет улучшаться. Заверяю, люди не вздрогнут при виде вас. Потом, если захотите, я дам направление к косметическому хирургу, моему коллеге. Он, возможно, усовершенствует контуры вашего носа. Откровенно говоря, я думаю, вы очень удачно отделались, – он открыл дверь смотрового кабинета.
Билл Нел вышел за ним.
– Простите ее, доктор. Она многое пережила. Мы оба благодарны вам за все. Уверяю, мы будем благословлять вас всю жизнь.
Мона не собиралась смягчаться.
– Конечно, мы пригласим его на нашу свадьбу!
– Какую свадьбу? Не говори мне, что выйдешь замуж за него! – материнский радар Рахиль Давицки принял сигнал в комнате ожидания. Когда утром она позвонила дочери, Грег ответил, что Мона у доктора, снимает повязку.
Шок был настолько велик, что прошло несколько секунд, прежде, чем Рахиль поняла, что лицо дочери свободно от бинтов.
– О, Мона, моя schoene maidele! Моя красивая девочка! Благодарю тебя, Господи! Благодарю тебя!
Комната ее дочери выглядела, как после землетрясения. Сердце Эми разбивало такое пренебрежительное отношение к ее труду. Когда Лу принял приглашение на профессорскую должность в университете имени Джорджа Вашингтона, она решила сама обставить их дом в Джоржтауне. Он станет пристанищем для них на долгое, долгое время. Хотя комнаты невелики, они пропорциональны и спланированы в лучших старых традициях Севера. При выборе мебели и обивок она не стремилась копировать и превратить дом в колониальный вильямсбургский особняк, но хотела использовать прошлое в современной интерпретации.
– Классно, ма, – это было единственной реакцией Сэнди на розовые с цветочками обои, белые шторы и муслиновое покрывало на кровати. Еще не достигнув пятнадцатилетия, Сэнди уже имела манеры изнывающей от скуки куртизанки и привычку умышленно инфантильной неряхи. Толстый кремовый ковер, предназначенный для легких ножек принцессы, был заляпан косметикой, едой, красками, на нем валялись обломки каких-то минералов, фломастеры, скрепки, кнопки и другие предметы, которые обычно используют за письменным столом. Сэнди предпочитала работать на полу.
Последним ударом для Эми стала обложка журнала «Безумный», приклепленнная на стене, словно спальня была заводской раздевалкой или чем-то в этом роде. Картинка изображала знаменитую ухмылку Альфреда Неймана с весьма конструктивным лозунгом восьмидесятых: «Ну что, опасаешься меня?»
Да, Эми беспокоится! У нее было болезненное предчувствие с тех пор, как она посадила Сэнди в Нью-Йоркский поезд. Тетя Мона и дети встречали ее на вокзале с грандиозными планами на уик-энд. Для двенадцатилетней Мелиссы и десятилетнего Грега Сэнди была героиней, рок-звездой, кумиром и волшебницей одновременно.