– Мы никогда не совершим революцию, если не сможем искусно околдовать целиком всю буржуазию, – промолвила еще какая-то личность с самым безразличным видом.
– Это У., – шепнул мне Вашоль, – он перешел к нам от «спиритов-инкубофилов».
Я понял, что Англарес благодаря своему маневру насобирал «учеников» почти отовсюду; я говорю: «учеников», хотя на этот момент у них вроде бы имелись идеи (?) – свои, личные. Поскольку Англарес, как мне показалось, был расположен поболтать со мной, я потихоньку сообщил ему, что собираюсь жениться. Он вздрогнул. Услышавший мои слова Вашоль сморщил нос.
– Вы собираетесь жениться? – сказал Англарес самым презрительным тоном.
Я воздержался от объяснений причины моего поступка. Вместо этого сказал:
– Саксель будет моим свидетелем.
Он схватился за пенсне и водрузил его на нос. Он сверлил меня взглядом, демонстрируя безусловные успехи в магнетизме.
– Вы смеетесь надо мной, Трави.
У него был очень красивый голос: глубокий, переливчатый, полнозвучный. – Почему же? – сказал я.
Он не ответил, стараясь прийти в себя. Вмешался Вашоль:
– Он не в курсе.
– Не в курсе чего? – спросил я.
– Как, – вскричал Англарес, – вы не в курсе?
– Но о чем речь?
Шеневи в свою очередь счел необходимым вставить слово:
– Саксель – мерзавец, мы его выставили вон!
– Надо показать ему нашу листовку, – сказал Вашоль.
Кто-то протянул мне листовку. Я внимательно перечитал ее; там, может быть, не было ни одной ошибки, но все было представлено в ложном свете.
– Надо же, и моя подпись, – заметил я.
– Вы разве не член нашей группы? – моментально парировал Вашоль.
– Какие у вас могут быть возражения? – спросил Шеневи.
Они, казалось, недовольны тем, что я удивляюсь, увидев свою подпись под текстом, которого не читал.
– Может быть, вы сохранили какие-то дружеские чувства к Сакселю, – сказал Англарес, – но поймите, что всякая дружба должна быть забыта, когда под вопросом нравственность. Мы должны оставаться чистыми, и мы останемся чистыми.
Его соратники молчали, возвеличенные этой похвальной речью. Он же поправил прическу ловким движением головы и пронзил взглядом ни в чем не повинный графин с водой. «Поза», – подумал я. Я счел бесполезным говорить даже о том, что мне не из чего выбирать, предоставляя ему победоносно мутить воду. Я положил несколько франков на свое блюдце и встал. К чему тратить слова на глухих? Я ушел, ровным счетом ничего не сказав. Я не жалел о своей небольшой проверке: найдутся ли здесь «независимые» люди?
А Венсан? Как-то он меня встретит? Поставил ли он свою подпись под этим отлучением? Я никак не мог вспомнить. Если он не подписался, мог ли Англарес спокойно произносить его имя? Я зашел в маленький магазинчик и написал ему почтовую открытку. Назначил встречу на следующий день. Он пришел.