Чизбургер с Компотом (они же Федор с Сергеем), опустив подбородки в поднятые воротники — поссорились, что ли? — вышагивали на расстоянии друг от друга: Компот впереди, Чизбургер сзади, почти наступая мне на пятки. Почему раньше они представлялись мне похожими? Компот был бледный веснушчатый благообразный толстячок. Чизбургер принадлежал, по-видимому, к семейству нескладных вечных подростков.
Славик яростно курил на ходу. Выражения его лица нельзя было определить. Полы длинного пальто разлетались. Безмолвно семенили в обнимку Лиза с юным поэтом. И даже Метелкина непривычно примолкла, рожки ее шапки уныло обвисли. Она опоздала и, догнав нас уже на середине пути, запыхавшись, пробормотала невразумительно: «Ой, я никак раньше… отработки… практическая…» И это были ее единственные слова за всю дорогу.
У меня чесался язык брякнуть что-нибудь насчет молчанки, вообще хоть как-нибудь разрядить обстановку, но мешал Валерий. Он шел рядом — молча, как и все, — но время от времени бросал на меня странный взгляд. Примерно так смотрят выпускники школы на семиклассниц — этак томно-насмешливо, с сознанием собственного могущества и мужской неотразимости. Взгляд этот меня раздражал и заставлял краснеть от досады.
Все опять складывалось как-то неправильно. Кем, интересно, он себя уже вообразил? Роковым соблазнителем? Мужчиной моей жизни? И на каком, интересно, основании?!
Литература — это одно.
Жизнь — совершенно другое.
К тому же я абсолютно ничего о нем не знала. Женат он или холост? Отсутствие кольца на пальце — небрежность, или развод, или, может быть, гражданский брак? Сегодня он был в кожаной куртке и добротных темно-серых брюках. Неужто не женская рука так тщательно утюжила эту стрелку? Я отводила глаза, но взгляд натыкался на сверкающие (впрочем, оно и понятно — к большому человеку собрались!) новенькие ботинки. В довершение всего от него веяло приличным одеколоном.
Пару раз я пыталась отстать, заговорить с Метелкиной. Но та смотрела замороженно-испуганным взглядом. Валерий косился через плечо, слегка улыбаясь. Воспоминание о поцелуе вспыхивало в памяти так, что казалось, все видят это. Я опять краснела, как девчонка. Нет, просто как идиотка!
Метров за тридцать до заветной двери Жора остановился и коротким жестом подозвал всех. Черты его лица за дорогу обострились, а кожа посерела. В глазах играли темные огни.
— Это мой третий журнал, — сообщил он ломким голосом. — Два первых зарезали из-за разных… короче, не важно.
После этого он замолчал, словно забыл продолжение речи. Вынул из кармана сигаретную пачку, из нее — сигарету, помял ее в пальцах, в недоумении поднес к лицу и сунул назад в карман вместе с пачкой. И только после этого вспомнил, что собирался сказать.