Около пяти утра позвонила вдова и направила меня к больному на набережной Пасси. У маленького ребенка подскочила температура. Его мать суетилась вокруг меня. По-видимому, ничего серьезного, скорее всего, обыкновенный бронхит. У детей температура может подняться из-за любого пустяка.
– Сколько я вам должна, доктор?
– Тысячу франков.
Я спустился вниз. Потрогал деньги, которые перед тем быстро сунул в карман. Тысяча франков – мне это показалось дорого. Хотя эту цену моя клиентка наверняка сочла вполне приемлемой – ведь врач пришел к ней среди ночи. Я не ощущал времени. Я, не переставая, ждал прихода Ирэн. Как мог, я старался уйти от ожидания. И все же в пять часов утра, выйдя на улицу, я вновь ощутил себя лишь ревнующим любовником Ирэн. Вот и все.
Мусороуборочные тележки катились по набережной. Начинался день, ясный, шуршащий первыми листьями на деревьях, росших вдоль Сены. Я укутался в воротник куртки и поднял стекла машины. Мне и хотелось, и не хотелось спать. Я бы не отказался от чашечки кофе, но через полупрозрачные окна закрытых кафе были видны пока только нагромождения соломенных стульев, на рассвете казавшихся пыльными и тронутыми червоточиной. А еще мне хотелось бы прикоснуться обеими руками к Ирэн, дотронуться до ее груди, положить небритую щеку ей на живот. Ах, вот где я так сладко бы уснул! Но на улицах, еще не пришедших в себя после бессонной ночи, жаждущих черного кофе и ванны с душем, я совершенно проснулся. Я был охвачен желанием, характерным для пяти часов утра, желанием смутным, одним из тех, что труднее всего утолить; для этого понадобились бы перины, уютные двойные шторы и еще Бог знает что.
Тем временем я свернул на проспект Нейи. По нему, громыхая кузовами, катились грузовики, но, очутившись в квартале Ирэн, расположенном на краю Булонского леса, я будто оказался за городом. Свистели дрозды. Я вспомнил, как был очарован в тот день, когда обнаружил, что Ирэн может отличить дрозда от воробья. Какая другая женщина сумела бы совместить тонкую изысканность с любовью к природе и знанием ее?
Я остановился на аллее, напротив их виллы. Прятаться было ни к чему. Все спали. В одной кровати с Ирэн спал ее муж. А я под ее окнами сидел в машине. Пять часов – плохое время для того, чтобы тебя разбудили. Это или слишком рано, или слишком поздно. У меня впереди было много времени. В смотровом стекле мое плохо выбритое лицо начинало блекнуть. Я с удивлением увидел в нем другое лицо, более молодое. Затем безжалостный утренний свет высветил все, что происходило со мной. Я спросил себя, что означает это ожидание. В моих чувствах к Ирэн я, казалось, в слегка измененном виде узнавал чувства, испытанные раньше к другим женщинам. Мне было знакомо ожидание не только под окнами Ирэн. Вспомнилась квартира на набережной Бурбон, где я караулил четыре-пять лет назад. Тогда это была не Ирэн, а другая – молодая брюнетка, чем-то (на мой взгляд) на нее похожая. Ее звали Мартиной. Я поменял район и партнершу, но опять проделывал почти тот же самый трюк – с большим самообладанием, но в то же время менее пластично.