– Господи Боже, вы живы! Я думал, вы разбились насмерть!
Говорил мужчина, видимо фермер.
– Помогите! – закричала я.
– Дайте посмотрю, – сказал он и стал разглядывать Фьюри. – О Господи, вот несчастье! И как вы сюда забрались?
– Сделайте что-нибудь, чтобы он не кричал! – попросила я. – Ради Бога, сделайте что-нибудь. Вызовите «скорую»! Позвоните!
Он указал на Марка.
– С ним все в порядке? Ничего не сломано?
– Не знаю, я не могу его оставить. Позаботьтесь о лошади! Сходите за помощью. И не задавайте вопросов.
Он почесал в затылке, потом полез через изгородь. Я потянула Марка, стараясь вытащить его из грязи. Он был без сознания и бледен, как мел. Что, если он умрет? Я знала, что ожидает Фьюри; но знала, что если стану думать об этом, то тоже умру, но пока не пришла помощь, нужно было оставаться в живых.
Я дотащила Марка до камней, тяжело пыша и всхлипывая. Я не смотрела по сторонам, но, слава богу, Фьюри немного успокоился. Расстегнув ворот рубашки, я стянула подложила Марку под голову жакет. Потом стояла, держась за ветку дерева и стараясь не упасть в обморок. Потом опять взглянула на Фьюри, более тихого, чем когда-либо, словно он знал, что с ним все кончено.
Донесся голос Рекса:
– Боже мой, какое несчастье! Джек, беги за врачом!
– Уже пошли, – сказала я, почти теряя сознание, но удержалась.
Теперь, когда они были здесь, мне стало так плохо, что я хотела потерять сознание, больше не быть собой, упасть в обморок и стать для них просто ещё одним телом, о котором следует позаботиться; но не могла. Я стояла, смотрела, и видела все, до самого ужасного конца. Я сама во всем виновата, значит так мне и надо.
Я видела, как пристрелили Фьюри, потом в машине «скорой помощи» доехала с Марком до больницы. Меня осмотрели, помазали синяки и царапины, дали что-то выпить и отправили домой. Все оказалось очень просто. Вокруг все говорили: бедная девочка, лошадь понесла, она очень храбро держалась. Вам лучше всего лечь в постель. У вас есть кто-нибудь дома? О Марке не беспокойтесь, им займутся лучшие врачи, утром ему будет лучше.
Хирург сказал мне:
– Пока не могу сказать ничего определенного, миссис Ротлэнд; у него сильнейшее сотрясение мозга. На руку наложен гипс, больше переломов нет. К завтрашнему утру будем знать точнее.
Я вернулась домой, и сердце мое разрывалось от боли, и муки. Миссис Ленард засуетилась и заметалась, потом позвонила миссис Ротлэнд. Та, услышав, что сын ранен, кинулась утешать встревоженную невестку, хотя сама, может быть, больше нуждалась в утешении. Она все сделала правильно, её не в чем было упрекнуть. И меня тоже не в чем было упрекнуть. Разве я виновата? И лошадь моя тоже. Это просто ужасное стечение обстоятельств. И я вспомнила, как грубо и жестоко разделались с лисой, и как сочувственно отнеслись к лошади.