Крестьяне молча слушали эти речи. Вид у Лихоборова был грозный, начальствующий.
Однако потом по селу пошли пересуды.
— Советская власть — не репа! — выкрикивал Юхим Задорнов. — Её свинячьим рылом не сковырнёшь! Она, мужики, с копытом. Под нож, как телок, не станет. Правильно говорю?
— Верно, — гудели крестьяне.
— Гнать Лихоборова в шею!
На следующий день Юхим Задорнов, старуха Вирова и Иван Горемыка явились к управляющему.
— Вот что, Фаддей Захарыч, — начал Юхим Задорнов. — Уезжал бы ты подобру-поздорову. В общем, так — словно тебя здесь и не было.
Лихоборов поначалу упрямился.
— Не зли, не испытывай, — предостерёг Горемыка.
— Уезжай, уезжай, батюшка, — повторяла старуха Вирова. — Оно же лучше, когда добром.
Лихоборов уехал.
Коммунары были довольны. В ту же ночь на бугре за Ромашками они вырыли глубокие ямы и ссыпали в них зерно. Скот же угнали в лесные овраги. Вместе со скотом ушла и старуха Вирова.
— Может, кого помоложе, — говорил ей Юхим Задорнов. — Куда тебе, Пелагея Никитична!
Старуха сделала вид, что не слышит:
— До встречи, Юхим Силаич!
СВИДЕЛИСЬ
Это было ночью. А утром…
Утром в Ромашки прибыла воинская команда во главе с молодым офицером поручиком Щербацким — каким-то дальним родственником тех самых Щербацких, имение которых и было в Ромашках. Команду привёл Лихоборов.
Офицер был худ, роста среднего. Нос имел вздёрнутый, глаза маленькие, точь-в-точь поросячьи.
Нюте он не понравился. Она вспомнила слова Задорнова о репе и свинячьем рыле. Представила огород и офицера Щербацкого, который стоял на четвереньках и ковырял своим вздёрнутым носом землю.
Нюта не сдержалась, хихикнула.
Белые приказали всем жителям Ромашек собраться на деревенской площади. Щербацкий долго смотрел на крестьян, наконец произнёс:
— Коммунисты, два шага вперёд.
Никто не шевельнулся.
— Есть коммунисты?
— Есть, — вдруг раздался голос Юхима Задорнова. Он вышел вперёд.
— Есть, — сказал Горемыка и тоже вышел вперёд.
Затем вышли Задорновы Аггей и Степан. Затем Клаша Задорнова. Затем старый-престарый дед Савелий Задорнов. Кончилось тем, что все коммунары вышли вперёд.
Поручик удивлённо повёл глазами. Потом поманил к себе Лихоборова и батюшку отца Капитолия. Они о чём-то стали шептаться. Батюшка услужливо кивал головой. Щербацкий достал блокнот и что-то записывал.
Затем батюшка и Лихоборов отошли, а поручик опять повернулся к собравшимся. Заглянув в блокнот, он выкрикнул:
— Крестьянин Юхим Задорнов.
— Крестьянин Юхим Задорнов, — прогудел стоявший рядом с офицером усатый фельдфебель.
— Я, — отозвался Задорнов.
К нему подошли солдаты, вывели из толпы.