Эмерод, ее сестре, было двадцать два года. Пышные черные волосы, собранные на затылке лентой и свободно падавшие на плечи, походили на вороново крыло. Большие глаза ее могли выражать согласно ее воле нежность или строгость. В этот момент она рассматривала висевшую на стене картину, изображающую происшествие в море. На первом плане пассажиры спасались в лодках, а судно, перед тем, как затонуть, выбрасывало языки пламени, которые пытались взвиться чуть не до самого неба. Эти страшные факелы освещали потерпевших кораблекрушение, боровшихся за жизнь в лодках, слишком маленьких, чтобы вместить всех. Те, кто уже считали себя спасенными, были сброшены в море. Одна женщина протягивала с мольбой руки, а мужчина замахнулся веслом, чтобы ударить ее и не дать взобраться в лодку.
Эмерод смотрела на эту картину, и ее мысль деятельно работала, так как она испытывала какое-то нервное потрясение.
Доктор первым нарушил молчание.
– Ах! – сказал он, откидываясь на спинку стула, – нужно принять важное решение; если бы я был один, то не колебался бы, но из-за вас это невозможно. Как предложить женщинам путешествие в пять тысяч миль?
Сестры переглянулись. Каждая хотела ответить, но все же они подождали, чтобы заговорила мать.
– Мой друг, – ответила миссис Ивенс, – когда нужно, мы больше не женщины, мы во всем уподобимся вам; где вы пройдете, там пройдем и мы, где будете вы, там будем и мы. Только одно может устрашить нас – быть разделенными с вами. Вы – глава семьи, Все, что бы вы ни делали, вы делаете хорошо. Наши дочери только могут восхищаться вами за вашу храбрость, так как в вашем возрасте родину охотно не покидают. Я прожила уже две трети своей жизни и предпочла бы кончить свои дни там, где я родилась. Но мы на грани разорения, а вы хотите, чтобы они стали богатыми; и в самом деле, что станется с ними, если Господь призовет вас к себе?
Миссис Ивенс замолкла. Голос изменил ей, а глаза наполнились слезами.
– Когда с нами случится такое большое несчастье, ничто не сможет нас утешить, – вмешалась Эмерод. – Милая мама, никогда не думайте об этом. Поговорим лучше о планах моего отца. Для нас подобное путешествие будет отчасти развлечением, но из-за вас, из-за тягот и забот путешествия, от которых вам придется страдать, надо продумать все хорошенько. Вы дали нам хорошее воспитание, таланты, с которыми мы сможем зарабатывать на жизнь: мы используем их, когда вы нам позволите.
Доктор покачал головой и сказал после размышления:
– Теперь слишком поздно: вы чрезмерно будете страдать из-за высокомерия других. Человеческий род по своему образу жизни – деспот, я хорошо знаю мир и видел только хозяев и рабов. Бедный притесняет свою собаку. Богатый притесняет бедного. Пахарь вызывает меньше жалости, чем учитель; чтобы вы были счастливы с теми, у кого будете зарабатывать на хлеб, вам надо было бы видеть их через длительные промежутки времени – иначе ваш труд станет вам в тягость. Я знал многих учительниц, гувернанток. Почти все они были несчастны. Невежды, – те, которые ведут беспечную жизнь или воспитанные поверхностно, будут вам завидовать и презирать за таланты, которыми вы обладаете и за которые они вам платят деньги. Они захотят унизить вас. Их превосходство – это деньги. Деньги! Самое дерзкое из всех превосходств. У вас будет жестокий заработок. Что станется с вами, бедными детьми, избалованными нашей любовью, когда вами будут дерзко помыкать маленькие деспоты? Если это с вами произойдет, ведь ты, с твоим характером, Эмерод, способна броситься в Темзу.