Впервые в школу Клава пошла с теплым чувством, что она не совсем дура. Хиля проверила все ее домашние задания, исправила ошибки и доходчиво объяснила устные уроки. А за обедом Клава с бабушкиных слов даже узнала, что анархыстки — это те, которые, как Хиля, не едят творог. И Клава поддержала отрицательное отношение Хилиной бабки к этой категории людей, совсем не соображающих, что, если творог сразу не скушать, то он закиснет, и его придется свиньям скармливать. Почему-то, услышав про свиней, бабушка нахмурилась, а Хиля захихикала в салфетку.
Пришли они в школу ко второму звонку, и ребята не успели списать у Хили уроки. На математику, вместо заболевшей учительницы, пришел сам директор. У Клавы в журнале были самые плохие оценки, поэтому с домашним заданием он позвал ее к доске первой. Хотя задачку Клава написала совершенно правильно, он поставил ей четверку, выразив надежду, что она скоро совсем исправится. Окрыленная и обнадеженная она пошла на свое место. А в Хилю уже летели бумажные шарики с требованиями тетрадок и прямыми угрозами. Она сразу вцепилась в рукав Клавкиной формы. Директор шарил пальцем по журналу, терять мальчикам было уже нечего, в широкую Клавину спину народ в отчаянии тыкал циркулями и шипел: «Эй, ты, жирная! Скажи жидовке, чтобы тетрадки нам отдала. Сама списала, а нас сейчас спросят! Мы тебя на пионерском сборе по косточкам разберем, деревня косая!» Клава не реагировала на болезненные уколы, потому что директор мог ее выставить из класса, а тогда бы Хилька осталась совсем одна. Кроме Клавки с Хилей у директора в тот день получили двойки почти все, поэтому Клаве пришлось большой деревянной линейкой объяснять на переменке мальчикам, что давать списывать уроки Хиля им не обязана, это даже не по-пионерски. Отдельно им влетело за «жирную», «деревню косую» и «жидовку». Хмырь поимел наглость утверждать, что жидовкой он называет Хилю совершенно правильно, потому что так ее обзывает физрук, когда Хиля висит соплей на брусьях и на маты прыгать боится. На что Клава сказала, что до физрука, конечно, ей далеко, но Хмырь-то рядом, всегда под рукою. Вопрос был исчерпан, поскольку рука у Клавы была тяжелая.
Зря Хмырь про эти брусья вспомнил. У Клавы после этого вдруг испортилось такое хорошее настроение. Брусья в новой школе были необыкновенно красивые — с лакированными перекладинами и хромированными блестящими винтами, в которых можно было увидеть свое лицо — совершенно худое, с впавшими щеками и глазами навыкате. Залезть на брусья физрук Клавке еще ни разу не позволил, отсылая приседать в дальний угол зала.