— Обманули вас, — твердил дядя Толя. — Свалку химических отходов направили охранять! Так что будьте осторожнее, местные вашу контору и все с нею связанное здорово ненавидят. Если узнают, что вы здесь — добра не жди. Так что я вас предупредил, а дальше своим умом действуйте. Я все сказал, а теперь бывайте[231].
После такого напутствия мы почувствовали себя в Подберезье совсем уже неуютно. Поэтому я пошел в местную больницу и стал просить пустить нас на ночлег, а свою просьбу мотивировал так:
— Девушка, — обратился я к дежурной сестре, — я фельдшер из Питера. Мы тут с товарищами подрядились болота охранять, только до добра нас это не довело. Может, пустите нас переночевать в коридоре? А не то поутру нас все равно к вам доставят!
— Это почему же? — удивилась сестра.
— Мы местным не нравимся, — ответил я. — Так что лучше пустите нас сейчас, пока вам лишней работы не сделали.
Честно сказать, я не особенно верил в успех. Но нам повезло — милосердная сестра не только пустила нас под защиту больничных стен, но и выделила нам палату на четверых, два таза горячей воды, мыло и четыре комплекта чистого постельного белья. Кое-как умывшись и сбрив щетину, мы вытянулись на белоснежных простынях и некоторое время просто лежали, не в силах поверить своему счастью.
Я не лежал на нормальной кровати больше месяца, так что мне не пришлось особенно себя уговаривать — не прошло и десяти минут, как я уже спал. Мне снились бескрайние топи, шум винтов и рыба с синими глазами.
К полудню мы были в Локне. Здесь наши пути разошлись — Браво и Тень решили двигать в Питер по трассе, а мы со Строри задумали распродать остатки формы и попробовать добраться до дому на поезде. Стоя неподалеку от автобусного вокзала, мы заключили между собой пари: кто из нас доберется до Питера первым?
Пожав на прощание руки, мы разошлись в разные стороны — мы со Строри двинули к железнодорожным кассам, а Браво и Тень направились к посту ГАИ, расположенному на выезде из города.
Поначалу дело у нас не заладилось: нам удалось вписаться только в поезд до Сущево (станции, с которой мы месяц назад начали свой путь). Здесь нам предстояло продать оставшийся у нас единственный комитетский бушлат и Строрины болотные сапоги — с тем, чтобы выручить деньги на билеты до Питера. В расписании поездов было здоровенное “окно” (ближайший поезд на Питер был в девять вечера), так что времени у нас хватало. И пока мы решали насущные вопросы, с нами приключились две прелюбопытнейшие истории.
Первая из них случилась со мной. Снарядившись вырученными за проданные вещи деньгами, я направился в местный шалман, чтобы купить поллитру самогона и пару буханок хлеба. Одет я был примечательно: короткие резиновые сапоги, штаны от “афганки” (порванные на бедрах “в клочки” и кое-как прихваченные белыми шнурками), клетчатая рубаха и поверх нее местами прогоревшая офицерская шинель. Так что пятеро мужиков, обосновавшихся за столиком в том заведении, куда я зашел, сделали насчет меня вполне однозначные, хоть и не совсем верные выводы.