Такая вот love случилась на чарующем бережку, с которого мы скоро удалились. Лицо мое распухло и, наверное, на него уже не походило. В этом отношении Жанне повезло куда больше: она спрятала покусанную часть тела хлебного своего в холщовые штаны и только изредка вспоминала муравьев незлым словом. Она, молодчина, любила отчий край и зверей в нем проживающих. Я тоже любил отчий край, а вот людей, в нем проживающих, не очень.
Утром убываю в город. День обещает быть трудным и серьезным. Чувствую, что события входят в завершающую фазу. Не знаю, что предпринимают наши враги, но я буду действовать так, как считаю нужным. Иногда чтобы гангрена не сожрала весь организм, надо оттяпать его часть. Банально, но верно.
Истерзанное комарами лицо невозможно зудело, и я, крутя баранку, проклинал себя за слабость к дамским вакуумным устам. Черт знает что, Слава, ругал себя, мир рушится в тартарары, а ты резвишься таким вот садистским способом. И о миллионе уже не думаешь. Понятно, на хрен тебе миллион $, коль можешь получить миллион удовольствий в соседнем лесочке.
Мой план действий предусматривал следующее: снова встретиться с бывшим десантником Витьком, купить необходимое оружие у прапорщика Руденко и, по возможности, как можно скорее совершить акты возмездия. Акты возмездия? Не есть ли это призыв к антигосударственной деятельности? Отнюдь. Это я обращаюсь к тем чиновникам, кто считает, что достаточно завести на невыразительном облике своем ленинскую бородку и лысину, и ты Владимир свят Ильич. История, повторю, имеет свойство повторяться. Сначала — трагично, а потом — комично. Вы, господа, комики, гомики, поцики, цуцики и дурики. Публика над вами потешается, а вы надуваете щечки и думаете, что от вас что-то зависит. Ровным счетом ничего. Выразился бы крепче, да культура, блядь, речи не позволяет!
Я — сын своего замордованного трудового народа, и он дал мне мандат (прошу прощение за это словцо!) на отстрел рептилий переходного этапа нашего трудного пути.
Столица встретила меня со сдержанной радостью, как мать сына, распутничавшего всю ночь. Все магистрали были забиты транспортом, и мне пришлось ковылять на попердывающим «дедушке» по переулочкам и тупичкам. Наконец, прибываю на театральную площадь, где мы договорились о встрече с бывшим десантником. Витек сидит в своем желтеньком «жигуленке», отмахивает рукой — следуй за мной.
Поездка наша была скорой — за Савеловским вокзалом находилось огромное производственное здание бывшего, очевидно, оборонного предприятия.
Подъехав с тыльной стороны, выходим из машин. Жмем друг другу руки. Витек смеется: что с лицом, погранец? А что такое, десантура? Будто рашпилем прошли по морде? А-а-а, это комары — лучший рашпиль.