Брат провозвестник задумчиво размял пальцы. Завтра…
– А что, Ферхади, сиятельный владыка почтит вашу свадьбу своим присутствием?
– Я надеюсь на это. - Щит Императора горделиво расправил плечи. Что-что, а эта его надежда имела под собою весьма твердое основание: начальника своей ич-тойвинской стражи сиятельный отличал поболе других, и отнюдь не как родича. Владыки ценят верность, а Лев Ич-Тойвина верен императору безоглядно.
– Вот что я предлагаю, Ферхади. Пусть этой ночью рыцарь проснется в самой темной камере твоих подвалов и промается там неизвестностью, покуда Мариана не станет твоей. А после свадьбы я выведу его из твоего дома невредимым, как ты и обещал, и увезу к себе. Твоя клятва будет исполнена, и мои планы не пострадают. Я уже говорил тебе: мне нужна благодарность сьера Бартоломью. У меня для него поручение, которое не всякий возьмется выполнить.
– Опасное? - благородный Ферхад иль-Джамидер заинтересованно подался вперед. - Почему вы не попросили меня?…
– Потому что ты бережешь императора, сын мой, - осадил удальца светлый отец. - Я помню, Ферхади, как любишь ты опасные приключения, но ты нужен здесь. К тому же с поручением в Таргале лучше справится таргалец. Каждый хорош на своем месте, это верно для мира, но трижды верно для войны.
– А, так это связано с войной, - оживился Ферхади. - Нам нужен свой человек в стане врага?
Нет, забавное все-таки зрелище: Лев Ич-Тойвина, возомнивший себя способным думать! Брат провозвестник любил эту игру: провести духовного сына за ручку по цепочке рассуждений, оставив ему самостоятельно домыслить последнее звено, и любоваться, как молодой остолоп, истинно доблестный лишь на поле боя и на ложе страсти, сияет от гордости за свою проницательность. В такие мгновения из Ферхади хоть веревки вей, хоть коврики плети.
– Именно. Так что, сын мой, сделаешь ли ты так, как я прошу?
– Ради Святой Церкви и сиятельного нашего императора - сделаю.
– Вот и славно. Благословляю тебя, чадо, на любовь и счастливую жизнь с девой Марианой из Таргалы, ибо не вижу препятствий для вашего брака.
– Благодарю, - доблестный муж склонил голову, но духовник успел углядеть по-мальчишески счастливую улыбку. Надо же, совсем от любви ошалел.
– Иди, чадо, и пришли сюда деву Мариану.
В полутьме исповедальни Мариана казалась призраком. Только и есть живого, что дрожащие губы и умоляющие глаза.
– Дочь моя, - сочувственно проговорил брат провозвестник, - ты ведь его не любишь?
Мариана хотела ответить - и разрыдалась.
– Плачь, дочь моя, плачь. - Священник усадил девицу с собою рядом, возложил ладонь на белобрысую голову, осторожно погладил. Усмехнулся: верно, Ферхади эти волосы иначе как золотыми не называет. - Плачь, тебе станет легче. Благородный Ферхад иль-Джамидер - мой духовный сын, я хорошо его знаю. Он всем хорош: умен, отважен, честен; но от женской красоты, увы, шалеет.