А крепкое, видать, это диартальское, растерянно подумала Мариана. Эк капитана развезло. Не пришлось бы тащить рыцаря в каюту волоком. Однако Барти пьет осторожно и поддается вину не так быстро, как ханджары. И хорошо: еще не хватало возиться с пьяным спутником.
– Конечно хочу, - запальчиво подтвердил Эньен. - Там я завоюю себе корабль. Такой же, как»Крыло ветра», да! И стану капитаном. А уж на двух таких замечательных кораблях мы добудем и славу, и богатство, верно, любезный дядя?
– И благословение Святой Церкви, - ввернул сэр Барти, - ведь там, на северных островах, сплошь язычники.
– Верно, - грохнул кубком по столу сьер Кариссиен. - Они нуждаются в Свете Господнем, и славны будут те, кто принесет его туда! Хотя дерутся безбожные псы отчаянно.
Мариана тайком перевела дух: беседа склонись в самую безопасную для нее сторону. Видимо офицеры императора не слишком отличаются от рыцарей короля: так же любят вспоминать былые подвиги и расписывать в красках грядущие деяния. Девушка ела жгучее мясо, запивала кислым соком и слушала краем уха: лишь бы не пропустить случайное обращение к ней. Но в разговоре о морских сражениях, абордажах, десантах и прочих прелестях истинно мужского времяпровождения ей, хвала Господу, места не нашлось.
2. Мариана, девица из благородной семьи
– Больше я туда не пойду! - Мариану передернуло: вспомнила навязчивое внимание капитанова племянничка, его пристальные взгляды, «случайные» касания, пышные комплименты. - Свет Господень, что они о себе воображают?! А этот самый сьер, капитан, он же только вид делал, что его сдерживает, а сам… сам! Да как он вообще может подумать, что я… что он…
Девушка пнула упавшую с дивана подушку: слова закончились раньше, чем выплеснулась злость.
– Кто - он? - Хотя веселого в их положении было мало, Барти с трудом удержался от улыбки. Оказывается, иногда обычное ехидство изменяет Мариане, и она становится похожей на обиженную маленькую девочку, что возомнила себя взрослой. Смешно и трогательно.
– Оба! - отрезала девица. - Два, прости меня Господи, самовлюбленных гусака! Барти, сколько до Ингара?
Рыцарь озадаченно подергал ус.
– Дней десять, наверное. Как погода.
– Так, Барти. ты сможешь сказать, что меня укачивает? Что я лежу пластом и никого не могу видеть? Что меня выворачивает наизнанку, и их, псы их раздери, прекрасная госпожа умрет на месте от стыда, если они увидят столь отвратительное зрелище?
Себастиец все-таки не сдержал смех.
– И нечего ржать, как твой Храп, - проворчала Мариана.
– Скажу, - пообещал рыцарь. - Скажу, что ты не в силах оторвать голову от подушки, вся позеленела и грозишься в Ич-Тойвине уйти в монастырь, лишь бы не пришлось пересекать море еще раз.