Я ПОЗНАКОМЛЮСЬ С КАЖДЫМ, КТО СМЕЕТСЯ НА ФОТОГРАФИИ.
Я НАЙДУ ИХ ВСЕХ. ПО ОЧЕРЕДИ. КАЖДОГО. КАЖДУЮ.
Я УЗНАЮ, КТО ИЗ НИХ УБИЛ ЛЮБУ.
Она расспросила его не только о Рене Милле. Она расспросила его обо всех, запечатленных мгновенной острой вспышкой у ночного фонтана Треви.
Она расспрашивала его об этих людях в гостиничном номере, снятом Игнатом, как всегда, на одну ночь — на одну ночь с ней, самозванкой. Ей отчего-то нравилось чувствовать себя в его сильных руках самозванкой и узурпаторшей. Он оценивал искусство ее притворства, поддельный блеск ее копии. Когда он ложился на нее и вминал свое тело в ее, податливое и упругое, когда он сажал ее на себя и властно направлял ее движения: делай так, вот так, так будет хорошо, — она понимала: он берет не Любу, он берет ее, маленькую жалкую шлюшку с Казанского, внезапно ставшую блестящей царицей.
И она поняла: вовсе не деньги движут миром, как ей казалось. Хотя и деньги тоже, да, но деньгами покупается то, что бьется под ребрами мира сгустком огня. Любовь, ревность и смерть — вот что на самом деле движет миром, делает людей зверями, зверей — людьми, серых мышек — преступниками, а преступников — милосердными богами.
Слева от Евгения Лисовского, во все глаза глядящего на красоточку Любочку, стояла, чуть выгнув грудь, яркая женщина. Очень яркая женщина. Такая яркая, что хотелось прищуриться. Пышные, мелко завитые — или вились сами?.. — иссиня-черные волосы. Широко, чуть раскосо, как у египтянок или креолок, стоящие черные глаза, с красными от вспышки, как у блудливой кошки, зрачками. Ярко-алое платье, цвета крови, одно плечо нагло открыто. Она смотрит на Евгения во все глаза. Так смотрят на тех, кого любят. Или кого хотят убить.
Кто это, Игнат? Это Рита Рейн. Известная танцовщица. Ха-ха, я тружусь над тобой рука об руку с Беловолком, делаю из тебя Любочку до конца, чтобы ты знала все ее окружение и не ударила в грязь лицом. Игнат лежал на ней, прижимая ее к горячей, сбившейся в комки отельной простыне. Хотел ее поцеловать — она отвернула голову. Трудись, трудись, может, я тебе и заплачу. Он хохотнул, сильнее вонзился в нее. Рита Рейн, в ней, кажется, есть какая-то испанская кровь, что ли… не помню, кажется, ее дед был латинос, а может, испанский мальчик, привезенный в Москву из какой-нибудь военной Малаги или Барселоны. Яркая баба, это да. Она протянула руку, лежа под ним, взяла журнал с тумбочки, поднесла к носу. Он вырвал у нее журнал из руки, смеясь. Эта Рита баба не промах. Весь мир со своими танцами объездила. Танцевала и в паре, отличный партнер у нее был, хорошенький такой мальчик, сладенький немного, но виртуоз, аргентинское танго, танцы фламенко, всякое такое. Деньги огребали лопатой. Рита хотела свою школу танца открыть в Италии. Уже договаривалась в Риме, как оно все будет. А мальчик возьми и сбеги. Но самое смешное не в этом. Самое — ухохочешься!.. — смешное было в том, что Женька от нее сбежал.