— Давайте присядем и перейдем к делу, — сказал он и бухнулся в кресло. Кожаные упругие подушки радостно встретили задницу приватизатора. Рыжий забросил ногу на ногу. Обнажилась бледная полоска кожи с редкими рыжими волосками над резинкой носка.
Настя опустилась в кресло напротив. Она сидела с прямой спиной, положив руки на подлокотники, скрестив и слегка поджав ноги. Поза была строгой, классической… Со скрытой сексуальной экспрессией.
— …Мы с Мишей были очень близки… очень! Вы понимаете? Мне кажется, вы, Анатолий, понимаете… Это такая беда, о которой тяжело говорить… А его уже нет. Нет. И не будет. А его палачи живы! Мне ночью его голос снится. И лицо. А больше ничего не осталось у меня, кроме шали… Он мне однажды подарил цыганскую шаль, понимаете? Я достану ее и… и… Нет, не нужно валерьянки. Не нужно. Я сейчас… я справлюсь. Я не буду больше.
Его убили, Толя. Из него вымогали деньги. Очень большие деньги. Огромные!.. Нет, не знаю — кто. Но инструментом были бандиты. Они маскируются под журналистов, но это бандиты, бандиты. У нас есть такой Обнорский, он же Серегин. Он сидел, но его отмазали, выпустили… Понимаете? Теперь он, видите ли, журналист! Борец с криминалом… Он — убийца, кагэбэшник. Мерзкий и изворотливый. А еще есть двое — Зверев и Мальцев. Оба судимые по сто сорок восьмой, третьей… А, извините. Это вымогательство… Теперь они все на свободе! Уверовали в свою неуязвимость, в безнаказанность. Это страшно. Понимаете, это страшно, когда тебе звонят и говорят: ты, сука… Ты, сука, передай своему жиду, что… Извините, я больше не буду… Это… это бабское все! Слезы эти… Нет, нет, спасибо, я сейчас возьму себя в руки… уже все, в сущности… А Миша сказал им: нет! Он же никого — вы знаете! — он никого не боялся.
(Боялся! Еще и как боялся, ссыкун! Но жаден был. От каждой пачки баксов кончал, как от бабы… А тебе, деточка, все-таки нужно заправить.)
…не боялся. Они звонили несколько раз… всегда — мне. Вы понимаете? Ему звонить опасались — вице-губернатор! Потом… потом они все-таки вынудили Мишу. Они убили председателя КУГИ Прибрежного района… Убили и позвонили: понял, мол? Мы и тебя так же спишем, жиденыш. А твою Настю… Настю мы… вы понимаете? Он испугался за меня. Мы собрали деньги… Сколько? Много. Очень много. Полмиллиона долларов. Мы занимали. И я отвезла их Обнорскому и Звереву. А они… они потребовали еще. Обнорский сказал: мы провели расследование. В избирательную компанию Миша украл миллион!.. Обнорский — убийца. И Зверев — убийца.
Настя замерла обессиленно. И это не было игрой: она заставила себя поверить в то, что говорила. Ее слезы были настоящими. И голос прерывался по-настоящему. У нее не было фактов! Заставить Рыжего поверить в то, что она рассказала, могла только неподкупная искренность… И она была искренна.