Ана талам
Равати сам равас…
Он покачал головой и признался:
– Я не помню нашей родины… Мы ушли оттуда, когда я был еще ребенком – случилось так, что на одних полянах и тропах нам стало тесно с соседями, и Дьяус принял в том споре их сторону. Тогда те, кто выжил, забрали табуны и пришли сюда. Но мне все равно не слишком хорошо, когда я думаю, что настало время всему нашему народу потерять ту землю. И что с теми лесами, где я родился?.. Говорят, от колдовства данванов умирают деревья, что старше всего человеческого рода, а это страшнее, чем смерть человека… Может, настанет темный день, когда среди мертвых лесов в Анласе лишь могилы, где спят наши предки, будут напоминать о том, что мы – БЫЛИ. И найдет ли счастье на новой земле народ, что покинул свою родину? – Он покачал головой. – Но те, кто приходят, говорят, что не покинуть – значит умереть… И все-таки во сне ко мне приходит мой отец, что похоронен на берегах Даверинга, где дали мы последний бой нашим соперникам. Приходит и смотрит молча. Нехорошо, когда умерший предок молчит – это значит лишь, что нечего ему сказать доброго. Мудрые люди говорят, что совесть – это голоса мертвых. Поэтому, – неожиданно закончил Ардаар и отхлебнул пива, – да, поэтому я и не сказал «нет», когда Таркас пришел ко мне просить отпустить его. Хотя сердце чует… – Ардаар угрюмо замолчал, не договорив.
Завороженный его речью, Олег молчал, почти не слыша слов. Но что-то заставило его встрепенуться.
– Как ты сказал? – переспросил он. – Как ты сказал, что такое совесть?!
– Это не мои слова, – покачал головой Ардаар. – Наш народ говорит, что совесть – это голоса мертвых.
– Да, – кивнул Олег. – Да, спасибо…
Он машинально отпил пива, не ощутив вкуса, – просто во рту пересохло. Совесть – голоса мертвых.
«Не уходи от меня, дед, – попросил Олег и не удивился этой мысли, не смутился ее кажущейся наивности. – Не бросай меня…»
* * *
Пива он выпил слишком много. За разговором, за компанию, просто потому, что хотелось пить. Теперь Олег об этом жалел – пиво ударило в ноги, выходило потом, во рту стоял его вкус. Оружие казалось тяжелее обычного. Очевидно, он и выглядел странно, потому что на него несколько раз косились.
«Да ты набрался, придурок, – пришла необычайно ясная мысль. – Ты просто пьяный, вот и все! Ну и ну…»
Он присел на траву возле чьих-то телег. Почему-то пришла обида – жгучая и болезненная – на Бранку, на Йерикку… Бросили. Его все бросили. Или нет. Бранку-то он сам оттолкнул, а зачем? Она же выбрала его, его, не Гоймира, а он повел себя, как последний сопливый пацан! Или… или как настоящий мужчина? Снова вернулись болезненные и приятные мысли о том, ЧТО и КАК могло быть у них с Бранкой. А теперь она на него и смотреть не хочет. Вот странно – сделал хорошо одному человеку и обидел второго…