Удивленная, я спросила:
– Но сколько же вы в таком случае потребуете?
– Я хочу сорок процентов, мадам. Сорок процентов.
Я была ошеломлена – и названной цифрой, и той насмешливой небрежностью, с которой он ее произнес.
– Вы понимаете, что говорите, сударь?
– Разумеется, – весьма любезно отвечал он.
– В таком случае я буду вынуждена обратиться к другому банкиру, чьи аппетиты более скромны.
– Да, но никто не предоставит вам триста тысяч ливров в столь короткий срок. А ведь вам, как мне известно, уже через неделю нужно сделать первые выплаты и вашей портнихе, и ювелирам.
Мною овладел гнев.
– Откуда вы знаете? Вы что, шпионите за мной?
– У каждого банкира есть своя разведка, на этом я и делаю деньги.
– Я обращусь в полицию, если вы не прекратите эту слежку.
Смеясь, он показал мне газету – какой-то желтый бульварный листок:
– Успокойтесь, принцесса. Все уличные газеты рассказали, что статс-дама королевы была у мадам Бертен и заказала необыкновенное платье. А также драгоценности у Боссанжа.
Я брезгливо подалась назад. Подобные бумажки всегда вызывали у меня отвращение, я их никогда не читала.
– Уберите это, пожалуйста! Совсем необязательно так близко показывать мне эти листки.
– Как вам будет угодно.
Он снова сел, бросил взгляд на золотой портсигар, словно ему очень хотелось курить, но мое присутствие мешало этому.
– Итак, мадам, сорок процентов. Знаете, я ведь всего лишь буржуа, куда мне до аристократического благородства! У меня нет никаких прав, я простой скупой банкир, которому приходится экономить каждый ливр, чтобы не потерять своего состояния. Если бы вы знали, как тяжела жизнь! Сейчас, мадам, я на грани разорения.
Я слушала его, насторожившись. Он заговорил вдруг каким-то сварливым тоном, будто подражая Панталоне из комедии дель арте.[18] Он издевался, строя из себя Гарпагона![19] Издевался надо мной, черт побери, словно я была неспособна отличить правду от насмешки! Я гневно сжала руки:
– Что за спектакль вы здесь разыгрываете, сударь!
– О, прошу прощения.
Он был явно удивлен тем, что я разгадала его шутку. Удивлен, посчитав меня глупее, чем я оказалась на самом деле. И тогда я поняла. Он прекрасно почувствовал все мое высокомерие и тщательно скрываемое презрение, и эти его сорок процентов – не что иное, как уловка, желание заставить меня торговаться, низвести до собственного уровня. И, черт побери, я уже почти торговалась! Я вот-вот попалась бы на его удочку… Кровь отхлынула от моего лица, я побледнела, словно меня уличили в дурном поступке.
– Сударь, я согласна на ваши сорок процентов.