– Я на все согласна, – повторила я.
– Вот как, гражданка… Ну что ж, ваши слезы тронули меня.
Я еще даже не начинала плакать, но перечить ему не стала.
– Вы – бывшая, но, в конце концов, бывшие тоже должны жить. Скажите, чего именно вы хотите от меня.
– Четыре года назад я вышла замуж за принца д'Энена, – проговорила я поспешно и горячо, – и принесла ему в приданое замок Сент-Элуа. Потом моего мужа убили, а Коммуна почему-то считает его эмигрантом. Замок является его собственностью, поэтому его секвестрируют. Что я тогда буду делать – я и сама не знаю. Мои дети умрут с голоду, сударь. Если вы не захотите помочь, я…
– Замок… как он называется? – спросил он. – Сент-Элуа? Где это?
– В Бретани, вблизи от Канкарно и Лориана.
– В департаменте Морбиган, – внушительно поправил он меня. – Бретани больше нет.
– Ах, я никак не могу привыкнуть к этим новым названиям. Я так глупа, сударь, – сказала я, думая о том, что ни один человек еще не вызывал у меня такой ненависти, как этот глупый толстяк.
– Нет, отчего же, – милостиво возразил он, черкнув что-то в своих бумагах. – Я добр, мадам, и женские слезы меня трогают. Ваш замок останется за вами. Но…
Он поднял голову и устремил на меня многозначительный взгляд.
– Я на все согласна, – подтвердила я обреченно. В глазах Дюпора полыхнуло жирное пламя.
– Вы хороши собой, гражданка, – произнес он, подходя ко мне. – Любой министр не мог бы вам отказать. Кто же удержится от помощи хорошенькой несчастной женщине!
Я затаила дыхание, пытаясь сдержать дурноту, подступившую к горлу: Вот уже восемь месяцев ни один мужчина не прикасался ко мне, и как раз этому чудовищу придется нарушить мое воздержание. Этому противному толстяку с жирными сластолюбивыми губами…
Он твердо, уверенный в моем согласии, взял меня за талию и притянул к себе.
– Вы поняли меня, гражданка. Пришло время расплатиться за мою доброту.
– Я… я согласна, – сдавленным голосом произнесла я. Дюпор быстро подошел к двери и сказал секретарю:
– Жерве, у гражданки серьезное дело. Прошу сегодня меня не беспокоить. Мое внимание принадлежит Франции.
Затем запер дверь и повернулся ко мне:
– Прекрасно, гражданка. Вы красавица, а я министр. Не мудрено, что мы так легко договорились, правда?
9
Я вышла из желтого дома министра юстиции, когда в Париже уже был глубокий вечер. Тускло горели фонари, качающиеся под зимним ветром. Лужи замерзли, покрыв тротуар скользкой коркой льда. Едва передвигая ноги, я побрела вдоль улицы Гренье-Сен-Лазар, шатаясь, как пьяная.
Ужасно было думать о том, что произошло в кабинете министра, на жесткой кожаной кушетке. Дюпор был отвратителен. Я даже сейчас ждала, что меня вот-вот стошнит. На груди больно ныли синяки, оставленные его пальцами, вспухшие губы горели.