— Еще увидимся, — пообещал он, покидал кабинет.
Оставшись один, Иван Максимович Прокофьев снял с телефона трубку и подрагивающим пальцем, то и дело срываясь с диска, набрал по памяти номер.
— Это Иван Максимович, — сказал он в трубку. — Боюсь, нам придется всё отменить.
Некоторое время Прокофьев просто слушал. Лицо его при этом было усталым и нервным. Наконец, он сказал:
— Нет. Хватит смертей. Это ни к чему не приведет. Думаю, после всего, что произошло, он усилит охрану. Я не смогу к нему подобраться.
Иван Максимович остановился, чтобы перевести дух, затем сказал, сильно повысив голос и, по-видимому, отвечая на реплику собеседника:
— Я же сказал: я не буду этого делать! Я сегодня же избавлюсь от саквояжа. Нужно найти другой способ. Я — не убийца!
Выслушав ответ, Прокофьев коротко выругался и брякнул трубку на рычаг. После этого он минут десять молча сидел в кресле, усиленно и мучительно о чем-то размышляя.
Всё говорило о том, что грязная история, в которую он вляпался, так быстро не закончится. Вернее, она может закончиться очень быстро. Но такой «конец» уже не устраивал Ивана Максимовича. Слишком многое было поставлено на карту. Кроме того, он не доверял корейцам.
На каком-то этапе интересы Прокофьева и «корейской мафии» сошлись. Правда, для Ивана Максимовича это было долгом чести, а для корейцев тем, о чем говорят: «это просто бизнес, ничего личного». Но тогда Прокофьеву понравился их план, и он с жаром взялся за его реализацию.
Это было всего два дня назад.
Но с каждым часом Иван Максимович всё больше осознавал, что зря влез в это дело. Похоже, эти чёртовы корейцы задумали загрести жар его руками. А что будет, когда всё закончится? Да ведь они просто избавятся от него, как от ненужного свидетеля.
Ну уж нет! Никаких убийств, никаких взрывов! Если этот тип перебежал корейцам дорогу, пусть они сами от него избавляются.
«Нужно выбросить саквояж. И чем скорее, тем лучше», — сказал себе Иван Максимович.
Легко сказать «выбросить», но как это сделать? Впрочем, решение быстро нашлось. Нужно вывезти саквояж в лес и сбросить его в овраг, который в январе обычно полон грязи, льда и талого снега. А потом позвонить, куда следует, и оставить информацию. Пусть с этим саквояжем разбираются знающие люди.
Иван Максимович быстро оделся, затем подошел к небольшому кожаному саквояжу, стоявшему у стены, и с величайшей осторожностью поднял его с пола.
— Ничего, ничего, — пробормотал он, с каким-то странным выражением глядя на саквояж. — Всё еще обойдется.
Машины у Ивана Максимовича не было. Страдая легкой формой клаустрофобии, он терпеть не мог кабины лифтов и салоны автомобилей. То есть, иногда он ими, конечно же, пользовался. Но, когда можно было обойтись, обходился без всякого сожаления.