Новиков, молодой красивый инженер, считался одним из тех, кого принято называть «душой общества». Он любил одеваться и уделял своему туалету много внимания, он пользовался успехом, искусно вел одновременно несколько романов и откровенно рассказывал о своих похождениях. Мужчинам нравилось новиковское гусарство, а женщины многое прощали ему за то, что с ним было весело, легко, за то, что он умел ухаживать за женщинами и любил любить женщин.
— Не будет она изменять со мной, так будет с другими, — рассуждал он, — а кто знает, может быть, другой будет хуже меня? Я, по крайней мере, уважаю ее мужа и не позволю себе никаких бестактностей по его адресу.
Послушать его — так изменяли все: тот жил с секретаршей, тот — с подругой жены. Не существовало семьи, в которой все было бы в порядке.
— Да, это аморально, — беспечно соглашался он, — но такова жизнь.
Да, с этим надо бороться, но кому поручить эту борьбу? — Он насмешливо оглядывал всех.
Кривицкий предлагал: Майе Константиновне… Майя строго и холодно говорила, что борьбу ведет все наше общество. Мужчины смеялись — обезличка!
— Борисову? — предлагал Кривицкий.
Борисов сердито отшучивался, утверждая, что Новиков просто-напросто страдает щенячьим цинизмом.
Когда очередь дошла до Лобанова, Андрей, сделав над собой усилие, криво усмехнулся — дескать, он не лучше других.
— То-то и оно, — философски заключил Новиков, — разве что Пеке Зайцеву еще можно поручить.
Когда Игорь Ванюшкин пригласил Андрея вместе с сотрудниками к себе на свадьбу, Андрей как-то пристыженно отказался, ссылаясь на занятость. На самом же деле он просто боялся всяких расспросов, разговоров, горьких мыслей и сравнений. Он всячески старался обособить, изолировать ту часть жизни, которая была связана с Ритой, от работы, от лаборатории.
Целуя Риту, он не мог не думать о том, что все это она будет сегодня же повторять с другим, с тем, кого она не любит, и эта мысль разъедала' его радость, вытравляя самое ценное. Он ревновал — и это было его право, любовь мешала ему смириться, закрыть глаза, не замечать, как старались это делать другие.
На туалетном столике лежала сегодняшняя газета. Андрей вспомнил, как Рита по дороге сюда снова повторила ему, что подруга ее все еще в отъезде, и ему стало грустно оттого, что даже между собою они не могут обойтись без обмана.
— Рита, нам надо серьезно поговорить, — хмуро начал он.
— Сейча-ас? — нараспев сказала она.
— Да, да, именно сейчас, — твердо повторил он.
— Хорошо, только я погашу верхний свет. У меня глаза болят. — Она щелкнула выключателем, усадила Андрея на стул и обняла его.