Годуновы слушали молча, пытаясь вникнуть в незнакомую и непонятную им систему мышления. Даже Федор приостановил свой бег, стоял, прислоняясь плечом к стене. Покончив с предисловием, я рассказал все, что знал о грядущем государственном перевороте. Упустил только подробности их гибели и судьбу Ксении.
Федор это тотчас отметил:
— Что будет с нами? Мы погибнем?
Я развел руками. Мария Григорьевна начала шепотом молиться.
Состояние было такое тягостное, как будто в комнате уже был покойник.
— Значит, выхода нет?
Вопрос, честно говоря, был не по адресу. Объяснять и доказывать, что Борис Федорович был и объективно, и субъективно не самым лучшим правителем, что у него осталось слишком мало сторонников, которые но побоятся рисковать собой ради его семьи, я не мог. Осталось предложить:
— Может быть, раза в два повысить жалование стрельцам, приблизить к престолу несколько влиятельных боярских родов, выпустить из темниц невинно осужденных, тех же Романовых?
— Ничего не получится, — грустно сказал Федор. — Казна пуста. Отец во время голода почти все раздал. А если пообещать и не выполнить, то будет еще хуже.
— Подумайте, пока есть время, может быть, можно найти выход. Я, к сожалению, ничем не могу помочь, просто не знаю, что у вас тут делается…
— Пойдешь со мной завтра в Боярскую думу? — неожиданно предложил царь. — Может быть, что-нибудь присоветуешь. На свежую голову виднее…
— Хорошо, почему не пойти, — сразу же согласился я, — никогда еще не был на заседании правительства.
— Вот и хорошо. А пока утро вечера мудренее. Идите по своим покоям. Матушка, я тебя провожу.
Федор с царицей вышли, мы остались вдвоем с Ксенией. Она тоже встала и внимательно смотрела на меня.
— Ладно, прощай до завтра, — сказал я, с трудом представляя, как в середине ночи смогу добраться до имения Блудовых.
— Проводишь меня? — попросила девушка.
— Да, конечно.
Она пошла к выходу, я двинулся следом. Собственно, провожать ее было особенно некуда, разве что на другой конец коридора. Мы дошли до ее покоев. Она открыла дверь, вошла, а я остался наружи. Ксения, оглянулась через плечо, удивилась:
— А ты что не входишь?
Почему я не вошел, мне было понятно, а вот ей, кажется, не очень.
— Пойдем, у меня опять болит голова, — спокойно сказала она.
Мне осталось только вздохнуть и последовать за ней, однако совсем не в том качестве, в каком бы хотелось. Не успели мы войти, как поднялся шум и началась беготня. Заспанные полунагие «фрейлины», которые, оказывается, ночевали вповалку тут же в покоях царевны, рьяно демонстрировали свою преданность хозяйке. Ксения устало махнула рукой, и все разом успокоились.