— Чего, мужик, сани поломались? — спросил его молодой парень, стараясь удержать на месте горячего коня.
— Да вот оглобля, будь она неладна! — пожаловался возница. — У вас не надеется запасной?
— Ты лучше убери розвальни с пути, — строго приказал второй, — не то наш барин рассердится!
— Это мы мигом, — засуетился мой философ, зачем-то влезая на облучок, — так как же с оглоблей?
Всадники ничего ему не ответили и поскакали назад. Гордей Никитич подождал пока они отъедут и только тогда спустился наземь. Я помог ему столкнуть сани с хода и с интересом ожидал, когда подъедет экипаж и вся кавалькада. Похоже, ехал кто-то богатый и знатный. Большая нескладная карета с дорогой отделкой была запряжена четверкой рослых воронежских битюгов. На первой лошади сидел форейтор.
Когда экипаж проезжал мимо нас, из окна выглянул мужчина с роскошными распушенными бакенбардами, закрывающими половину лица. Мы встретились взглядами, и я ему вежливо поклонился. Мужчина ответил снисходительным кивком, потом удивленно расширил глаза, махнул мне рукой, потом торопливо открыл дверцу и крикнул форейтору, чтобы тот остановил лошадей. Меня удивила такая неожиданная реакция незнакомого человека.
Однако на этом странности не кончились. Карета остановилась метрах в двадцати от нас, а господин с бакенбардами торопливо выскочил из нее на дорогу и пошел ко мне широко разведя руки, явно, чтобы заключить в объятия. Здесь уже я стушевался, не зная как себя вести. Этого дородного мужчину не первой молодости с роскошной растительностью на лице я видел первый раз в жизни. Резонно посчитав, что он обознался и принимает меня за кого-то другого, я изобразил на лице сдержанную радость и ждал, чем все это кончится.
А кончилось все так странно, что улыбка сама собой сползла у меня с лица.
— Дорогой друг, — зычно возвестил незнакомец, — какая приятная неожиданность! Никак не ожидал вас так запросто встретить на дороге! Вот это радость, так радость!
Возможно, для него это и было радостью, но никак не для меня, теперь мне предстояло его разочаровать и сознаться, что я отнюдь не его «дорогой друг». Я уже было открыл рот, что бы сказать, что он ошибся, как он назвал меня по имени отчеству.
— Алексей Григорьевич, батенька, — взволнованно проговорил незнакомец, заключая мое растерянное тело в крепкие дружеские объятия, — какими судьбами?!
— Да вот, решил поехать в санях, а у возчика сломалась оглобля, — невнятно объяснил я, не зная что обо всем этом думать.
Мало того, что я, судя по реакции, был так похож на его знакомого, что он меня с ним перепутал, так еще мы с этим неведом Алексеем Григорьевичем, оказались полными тезами.