Утром следующего дня Ольга уехала.
Катерина, которая, конечно же, была на вечеринке, проплакала всю ночь, утром встала опухшая от слез и на работу поехать не смогла. Она сидела в своей комнате на неприбранной кровати, безучастно и неподвижно смотрела куда-то сквозь стенку. Конечно, Малахов и так никогда не обращал на нее особого внимания, но теперь не было уже абсолютно никаких надежд на то, чтобы хоть как-то с ним сблизиться. Аннушка, Катина соседка по общежитию и самая близкая подруга, как могла, успокаивала ее, пытаясь заставить выпить горячий чай со сгущеным молоком.
— Ну что ты, Катюша, в самом деле! Свет на нем клином сошелся, что ли? Сам себя наказал, еще наплачется с этой городской красоткой!
— Да нет, Аннушка, она очень интересная, эта Ольга, красивая… И танцует замечательно, я так не могу… Не пара я ему — вот и все.
— Ну и что теперь? В монастырь пойдешь? — сердито нахмурившись спросила Аннушка.
— Если бы это было возможно!
— Ну и глупая же ты, Катька! Кончай свои нюни и чтобы завтра же была на работе, а то еще ко всему прочему за прогул уволят…
Она не успела закончить фразу — зазвонил телефон. Аннушка подняла трубку:
— Общежитие. Да, здесь. Это тебя, кажется кто-то из астрономов…
Катерина взяла трубку:
— Я слушаю. Да, немного приболела. Хорошо, Максим Петрович, я поднимусь вечерним автобусом.
Она положила трубку телефона.
— Это Кирилов звонил, у него сегодня начнутся наблюдения, нужно подготовить фотопластинки.
— Вот и хорошо, поедешь, немного развеешься.
В тот вечер у Катерины решительно все не ладилось. Руки не слушались, несколько фотопластинок она разбила, и когда очередная пластинка снова хрустнула в темноте в ее руках, она, не выдержав, разрыдалась прямо в лаборатории. Кирилов, который находился в соседнем помещении и заряжал фотопластинки в кассеты услышал, что Катерина плачет в комнате напротив, осторожно вошел в ее бокс.
— Что с вами случилось? Я сразу заметил, что вы сама не своя, но не придал этому значения. Чувствую, что вам не надо было подниматься. Больны? Какая-нибудь беда дома?
И Катерина, совсем неожиданно для себя, выплеснула всю свою боль и обиду вместе со слезами ему, совсем незнакомому человеку, далекому от ее жизни и ее проблем, пришедшему из другого мира, спустившемуся как будто с тех самых звезд, которые проявлялись темными круглыми пятнышками на приготовленных ей самой фотопластинках.
Кирилов внимательно ее слушал и не перебивал. Когда Катерина замолчала, он спросил, спрятаны ли фотопластинки в контейнер, и услышав тихое «да», включил свет. Катерина сидела, прислонившись к стене и опустив плечи. Максим Петрович взял ее осторожно за локоть, вывел из фотолаборатории и сказал: