– Ничего не выходит, – посетовала Ценци и повернулась к Рудольфу. Но и у того ружьё уже выстрелило, и курок больше не взводился, сколько бы Ценци ни старалась. В конце концов, она взяла его в рот, однако, едва успев сделать пару сосательных движений, внезапно закашлялась и начала сглатывать.
– Он брызгает, он брызгает, – в отчаянии воскликнула она, направляя при этом вверх его шланг, из которого вялой струйкой вытекала сперма. Ценци в сердцах сплюнула и повернулась ко мне.
– О, боже… о, боже… ну что же мне делать, – в отчаянии жаловалась она, – это лизание и брызганье только ещё больше распаляют во мне сладострастие.
Я засмеялась.
– Тебе хорошо смеяться… – сердито проворчала она, – ты своё уже сполна получила… какая же я дура.
Я рассмеялась ещё заливистей.
– Ну что же мне делать? – в отчаянии повторила она, беспокойно ворочаясь с боку на бок. Потом вдруг потянула мою руку к себе и спрятала её между ног.
– Сделай мне это, – попросила она.
– Как же я могу тебе это сделать?
– Знаешь… так… давай… я ужасно хочу сношаться… давай…
Она улеглась на спину:
– Ложись на меня…
Я сделала, как она попросила, и Ценци сначала потёрлась своей плюшкой о мою. Потом я должна была просунуть между ними руку, и водила по её трещине пальцем, так словно это был настоящий хвост.
Она змеёй извивалась подо мной:
– Ах… да-а… так хорошо… засунь палец внутрь…
Она схватила мои груди, свисавшие над ней, и с ласковым усердием принялась трепать их, а я свободной рукой играла её грудями.
Наконец она вскрикнула:
– На меня накатывает… на меня накатывает…
Я ввернула палец на всю возможную глубину и почувствовала, с какой жаждой смыкалась её неутолимая муфта. Ценци отпустила мою грудь, притиснула мою голову, крепко при этом обняв, к своим титькам и не шевелилась до тех пор, пока я не взяла в рот её налитые остренькие соски. Меня привлекала эта игра. Я сосала её свежие груди и всверливалась пальцем в её нутряное пространство до тех пор, пока буря её не улеглась и она, глубоко и протяжно дыша, обессилено и утолённо не вытянулась на простыне. Потом мы заснули.
С этой ночи мы действительно подружились, и нередко случалось так, что я точно мужчина набрасывалась на неё, извлекала её грудь на свет божий и играла ею.
На следующий день все мы проспали до позднего утра. Отец не пошёл на работу, и из шорной мастерской прибежал встревоженный Лоренц узнать, что стряслось.
– Ничего, – сказал отец, – я приболел.
Лоренц удалился, не удостоив никого из нас даже взглядом.
Попойки повторялись, и повторялось то, что Ценци приводила домой какого-нибудь мужчину. Рудольф даже не собирался искать себе новое место работы.