К сфере науки Дау относил то, что подчинялось в конечном счете количественному выражению. Но не все. Кибернетику, по мнению Дау, нельзя называть наукой — это область знаний прикладного характера. Медицина? Это если и наука, то пока еще не вышедшая за пределы эмпиризма и индивидуального опыта. Когда физика и химия проникнут в медецину, так, что дадут ей методы и формулы применительно к процессам биологического плана, тогда медицина станет наукой. Это непременно произойдет.
Однажды я попросил его перелистать книжку с перечнем всех академиков и дать им характеристику. Моя цель заключалась в том, чтобы отвлечь Дау от боли. Он взял в руки книжку, листая ее, стал комментировать. Это было поразительно для моего уха. Хорошо зная свои медицинские круги и цену каждому из близких моей специальности, избранник в АМН не по положению, а по "гамбургскому счету", я все же был неподготовлен к таким уничтожающим характеристикам, какие вылетали из уст Дау в адрес физиков, химиков, биологов и т. д.
— Такой-то — посредственность, такой-то — просто дурак. Покойный Вавилов — гениальная личность (брат того, чья фамилия попалась на глаза). Этот — талантливый химик.
— Дау, но как же они попали в академики?
— А это обман трудящихся.
Выражение "обман трудящихся" он употреблял часто в ироническом плане характеристики не только человека, но и событий или фактов.
Дойдя до раздела философии, он сказал:
— Давайте это пробросим!
— Почему?
— Потому что философия — это не наука. Это мировоззрение ученого.
Дау считал, что такие науки, как физика, химия, биология, нуждаются в том, чтобы именно ученые занимались популяризацией новых идей и достижений.
Он прочитал последнюю книгу Данина о Резерфорде, опять же с перерывами, когда боли в животе ослабевали.
Во время своего 60-летнего юбилея он спросил у Капицы:
— Петр Леонидович, правда ли, что священник, отпевая тело Резерфорда, сказал такие слова: "Мы благодарим Тебя за труды и дни брата нашего Эрнеста", или это Данин выдумал?
Капица подтвердил, что Данин привел подлинные слова священника.
Даже в первый год нашего общения, когда мыслительная деятельность Дау еще была под, так сказать, всеобщим сомнением, он с большим юмором относился к себе и окружающим. Юмор у него был мягкий и сочный.
В дальнейшем он стал проявляться постоянно даже при разговорах на самые серьезные темы.
Однажды я спросил его, что он может сказать о золотой пропорции.
— Такая же пропорция, как и другие. Уверяю вас, в ней нет ничего особенного.
— Почему тогда ее назвали золотой и кто это сделал?
— Очень просто. Шел по Греции грек. Настроение у него было хорошее. Принадлежал он к пифагорейской школе и, значит, думал о числах. Взял и придумал золотую пропорцию.