Боярин спрыгнул с коня и, не обращая внимания на стекающую меж пальцами кровь, кинулся к неловко раскинувшему руки Мстивою. Кметь дышал. На уголках сухих губ вздувались и лопались окрашенные розовым пузырьки слюны. Варяжко сноровисто распорол засопожным ножом тяжелый бахтерец воина и перетянул его рану куском чистого льна, выуженным из седельной сумки.
— Смотри мне, Мстивойка! Вздумаешь помереть, выдеру как сидорову козу. — бормотал он.
— Ты… боярин… от меня… кх-кх!… так просто не отделаешься. — слабо закашлялся Мстивой.
С трудом сложив неслушающиеся губы в улыбку, кметь добавил.
— Да и Вадимка твой… меня, кх!.. ждет. Я его обещал коп… кх-кх!… копьецо в цель метать.
— В седле удержишься?
— Привязать бы надо… Еще свалюсь…
— Боярин. — окликнул Варяжко единственный выживший роднинец с располосованной рукой и глубоким порезом на щеке, через который просвечивала белая кость черепа. — Этот… Паранников, кажись, исчо жив!
Варяжко помог бледному от немочи Мстивою утвердится в седле и только затем повернулся к поверженному врагу. Чуть не синий от потери крови роднинец уже стоял над ним, упирая меч в грудь. Ноги воина подгибались, и он вот-вот мог сам рухнуть рядом, однако это ничуть не умаляло его решимости разделаться с врагом. Марышко еще дышал. Краем собственного шлема ему сорвало полосу кожи со лба, все лицо было залито кровью, но грудь неровно вздымалась, выдавая теплящуюся в этом большом сильном теле жизнь.
— Отвезем его в Родень! Тама и выспросим, чего сами не разведали. — хрипло предложил кметь, неловко дергая щекой.
— А чего выспрашивать? — ухмыльнулся Варяжко, зубами стягивая узел наскоро наложенной на предплечье повязки. — Владимир на Родню еще не скоро двинется. А сверх того, что он уже о нас знает, эти удальцы ему ничего не привезут… не привезли бы. Ярополк Святославич сидит в городе и никуда носа не кажет. Все ждет печенежских князей с подмогой, хоть и ясно уже — не придут! Да и то, сказать, дело ли бусурман на Русь звать, чтобы со своими же биться?!
— Ты не судья князю. — буркнул роднинец.
Варяжко закончил с повязкой, отобрал у товарища меч и принялся перевязывать его раны.
— А что тогда с этим делать?… — кривя губы, прошипел роднинец, отвлекая себя от боли в располосованных мускулах.
Варяжко молчал.
В светло-голубых глазах кметя блеснула волчья кровожадность. Отстранив боярина, он с холодной решимостью потянулся за кинжалом.
— Отпустить его так просто нельзя!
— Горло резать будешь? — понизил голос Варяжко. — Ну, давай, только смотри, не запачкайся.
Воин вздрогну, словно его вытянули кнутом пониже спины.