Родни торопливо подхватил, желая, чтобы леди Изабель позабыла о Рани и ее неожиданной грубости.
— Святой Георгий, она устроила мне настоящий перекрестный допрос, верно? Даже де Форрест заинтересовался — или сделал вид. Что это на него нашло? Он действительно ездил вчера в город с мисс Лэнгфорд? Она говорила, что они туда собираются.
Леди Изабель, задумчиво хмурясь, ответила:
— Да, ездили. Из-за этого они даже пропустили восшествие на престол, хотя вполне могли бы съездить до или после…
— Это восшествие, или коронация, или как это еще называется — самое потрясающее зрелище, какое я когда-либо видел, — нетерпеливо вмешался Джеффри.
— И знаете, что мне больше всего запомнилось? Золотые лампасы на брюках вице-губернатора и мистера Далламэна. Раджи, магараджи, навабы, придворные и все прочие были в ослепительных. роскошных, но бесформенных одеяниях. А в первом ряду стояли эти двое в своих строгих синих мундирах, и стоило прикрыть глаза, как лампасы на их брюках — эти широкие золотые полосы — полностью подавляли все окружающее. Они так… дисциплинировали.
Леди Изабель сказала:
— А мне больше всего запомнился малыш. У него был такой трогательный вид во всех этих драгоценностях и с игрушечной саблей. И глаза такие огромные. Ты, конечно, видел рани, Родни? Он похож на нее?
— Да.
Во время коронации Шумитра, подчиняясь индийскому обычаю, наблюдала за происходящим с закрытого балкона. Родни как-то взглянул вверх, но балконы не были освещены, а дымка, поднимавшаяся от свисавших с потолка зарослей хрустальных люстр, делала женщин совсем невидимыми, хотя сами они могли видеть все.
Разговор угас. Тропа свернула к югу и потянулась вдоль берега. Сквозь деревья поблескивала вода. Начался район, столетиями служивший охотничьим заповедником раджам Кишанпура, — типичные сухие джунгли Центральной Индии. Вдали в голубоватом тумане таяли поросшие кустарником холмы, с выпиравшими тут и там шероховатыми глыбами базальта. В дружеском молчании они миновали открытое пространство, потом милю двигались по карликовому тиковому лесу, где под ногами слонов хрустели и обращались в прах огромные засохшие листья, пока не очутились на опушке, покрытой жесткой травой и окаймленной чахлым колючим кустарником.
От крепости их отделяло девять миль — они приближались к Кишанскому водопаду. Леди Изабель подняла глаза и уцепилась за рукав мужа; Родни присвистнул; Джеффри ахнул, и, спохватившись, небрежно поднес к глазу монокль.
На высоком берегу реки раскинулся палаточный городок. Один шаг слона перенес их из тускло-зеленых и бурых джунглей в ослепительное прошлое. Все входы в лагерь охранялись всадниками в лимонно-желтых одеяниях и остроконечных железных шлемах, со старинными копьями в руках. Вдоль широких аллей длинными неровными рядами стояли разноцветные шатры. Некоторые из них были длиной в сто футов, шириной — в сорок, а высотой — в тридцать. Шатры разделялись разноцветными полотнищами, образуя городки внутри города — так что каждый раджа мог удалиться в собственные владения и развлекаться, как ему вздумается. Раджа Пиллоры мог ласкать двадцать грудей десяти девушек, которых он привез с собой и мечтать о еще шестистах сорока четырех грудях, томящихся без ласки в его далеком дворце; раджа Килои — курить опиум и слушать дутар; наваб Пуркхи — пить холодную воду и сочинять изысканные стихи на классическом фарси; а маленький мальчик, правивший Кишанпуром — играть со своей бархатной куклой и тянуть Шумитру за волосы.