Окружной прокурор лично взялся звонить. Он присел на край стола, держа говорилку в левой руке, а наушник в правой. "Алло, мистер Уокер, – сказал он сердечно, – это вам такой Уитмен звонит, окружной прокурор". Он был потрясен спокойным, деловым тоном негра. "Мои требования прежние, – сказал голос в трубке. – Я хочу получить машину в той же кондиции, в какой она была до того, как мне преградили путь. Вернуть Сару вы мне не можете, но за ее жизнь я требую жизнь брандмейстера Конклина". – "Колхаус, – сказал Уитмен, – вы же знаете, что я представитель правосудия, и я никак не могу действовать вне закона, то есть я не могу вам отдать этого человека за здорово живешь. Вы ставите меня в несостоятельную позицию, дорогой. Тем не менее я обещаю вам, что лично расследую все дело, выясню все статусы, все до точки. Однако, я не могу для вас сделать ничего, пока вы сидите там, внутри". Колхаус, казалось, не слышал его. "Даю вам сутки, – сказал он. Потом я взорву все это дело". Отбой. "Алло, – кричал Уитмен, – алло, алло". Он приказал оператору соединить еще раз. Ответа не было.
Уитмен послал телеграмму миссис Стивезант. Надеюсь, вы читаете газеты, миледи. Его глаза, склонные к некоторому выпячиванию, теперь просто вылупились, лицо горело. Он снял пиджак и расстегнул жилет. Попросил постовых принести ему виски. Он знал, что Красная Эмма Голдмен сейчас в Нью-Йорке. Немедленно арестовать! Выглянул из окна. Пасмурный, неестественно темный день. Дождь, улицы блестят. Горят фонари. Белый греческий дворец через улицу светится под дождем. Какая мирная картина! В этот момент до Уитмена дошло, что смирение комиссара Райнлэндера Уолдо и всех этих хренов из управления полиции перед ним, Уитменом, суть не что иное, как желание впутать его в политически опасное дело. С одной стороны, он охраняет интересы Моргана, чьи реформационные комитеты богатых республиканцев-протестантов финансировали расследование коррупции в католическом-демократическом управлении полиции. С другой стороны, ему приходится защищать собственную репутацию как жесткого О. П., который знает, как действовать с преступными классами. Для этого нужно как можно скорее выбить из седла этого негра. Ему принесли стакан виски. Только один, только чтобы нервы унять, сказал он сам себе. Тем временем полиция уже стучалась в дверь Эммы Голдмен на 13-й улице Западной части города. Эмма не удивилась. У нее всегда был наготове чемоданчик со сменой белья и с книжкой. Со времени убийства президента Мак-Кинли она всегда – привычно уже и даже скучновато – обвинялась в подстрекательстве словом и делом, если случались в Америке насилия, стачки и мятежи. Для блюстителей порядка стало как бы делом принципа пристегнуть ее к любой истории. Она надела шляпу, взяла чемоданчик и прошагала за дверь. В фургоне она сказала конвойному офицеру: "Вы можете мне не верить, но я с удовольствием отдохну в вашей тюряге. Это единственное место, где я могу расслабиться".