Когда я вижу тебя, мне почему-то трудно высказать то, что у меня на душе. А ведь весной, когда ты навестил нас в Лейквью, я почувствовал, как возрождается наша прежняя близость. Мы с тобою опять с полуслова понимали друг друга!.. Разлука и время не ослабили нашу дружбу, ту самую дружбу, из-за которой нас в Оксфорде – помнишь? – окрестили Кастором и Поллуксом. Напротив, дистанция во времени и пространстве словно еще больше сблизила нас, а присутствие Пат стало новым связующим звеном. А сейчас… Мне все чудится, что я вижу тебя как бы через стекло, что я говорю с тобой по телефону. Конечно, это моя неутихающая тревога загнала меня в собственную скорлупу, лишила способности реально ощутить присутствие другого человека. Вот почему я берусь за перо. Это моя последняя надежда восстановить живые контакты – с тобою, с жизнью, со счастьем, а значит, и с Пат…
Был четверг, пятнадцатое сентября, когда Пат получила от матери телеграмму. Всего три недели назад, а я бы мог поклясться, что с тех пор прошли годы и годы. Моя жизнь теперь делится надвое – до телеграммы и после нее. До – было счастье; это слово слишком затаскано, ему не под силу выразить то, что было между мною и Пат. Ты так хорошо знаешь нас, Том, и сумеешь меня понять. Ты знаешь Милуоки, и наше бунгало в Лейквью, и наш сад на берегу Мичигана; Том, ты знаешь меня, а главное – знаешь Пат. Знаешь, что меж нами царит (у меня не хватает духу написать «царила») полная гармония. Мы двое были одно нераздельное целое. Многие этому удивлялись, люди отказывались в это поверить. Им казалось невозможным, чтобы американец и англичанка жили в таком полном согласии… Завистники не желали признать, что после десяти лет супружества наша любовь не угасла. И однако это было именно так – больше того, у нас даже не было детей, просто потому, что вмешательство третьего существа в наш союз казалось нам недопустимым. Не наказала ли нас за это судьба?
Итак, пятнадцатого сентября Пат получила телеграмму. Когда около шести часов я вернулся из банка домой, Пат стояла в гостиной. Я как сейчас вижу ее нежный профиль на фоне окна, а в окне сверкает озеро, и в лучах закатного солнца волосы Пат отливают медью. Я сразу почувствовал что-то неладное; обычно, когда я возвращался домой, она кидалась мне навстречу: даже взглянуть на нее не успеешь – она уже замерла у тебя в объятиях…
Она первая заговорила:
– Мама при смерти. Я должна немедленно ехать.
Для меня это было как гром среди ясного неба. Я ужасно люблю Роз (я зову свою тещу просто Роз) и знаю, что Пат очень привязана к матери, хотя и нередко с ней ссорится. Да и кроме того, я никак не ожидал такой скверной вести: Роз нет еще и шестидесяти, она удивительно молодо выглядит и, насколько мне известно, ничем серьезно не болела. В прошлом году она приезжала к нам на месяц и казалась еще более живой и энергичной, чем всегда.