Он повернулся к лестнице и показал пальцем на Люду.
– И это уже не та нежная, легкоранимая девочка, которая плакала на уроках литературы, жалея придуманную Катюшу Маслову. Она не пожалела живого человека и выстрелила ему в сердце.
Земцов кивнул на Белкина, который, словно желая спрятать глаза, прильнул губами к горлышку бутылки и в такой позе застыл.
– И это уже не тот ласковый одуванчик, который писал стихи и читал их девочкам. Тем, кто не в курсе, скажу: на Белкина заведено уголовное дело, он дал подписку о невыезде, но, как видите, нарушил ее. И за это будет наказан.
Взгляд Земцова упал на кудрявую голову Вешнего.
– А ты, дамский угодник и мелкий спекулянт, вообще никогда не был святым. Никто не задумался, почему именно ему Гончарова поручила убить меня? Что это, как не внутренняя готовность к тяжкому преступлению?.. Ну и… и, наконец, Вацура. Совесть класса! Ты, дружок, уже давно не совесть. Ты променял ее на смазливую девицу. Надеюсь, ты понимал, что твой благородный порыв есть не что иное, как содействие преступнице, укрывательство преступления? Теперь готовься за это благородство отвечать.
Земцов замолчал. Он был доволен своей речью. Очень коротко, очень точно – как последний гвоздь в крышку гроба. После такой речи уже нет смысла что-либо говорить.
– Себя забыл, – нарушил тишину Кирилл.
– Что? – Земцов вскинул брови. – Себя?..
Он задумался и принялся ходить вдоль стола. Задача оказалась непростой. Что же сказать о себе?
– А вот я мало изменился, – признался он. – Что правда, то правда. По-прежнему не люблю уступать. По-прежнему злопамятен. Никто и никогда не сможет меня унизить, купить, навязать мне свою волю… Словом, если что-то еще осталось от нашего прошлого, то это я.
Вера раздвигала шторы. Солнце уже клонилось к закату, и света в гостиной не хватало. Девушка двигалась вдоль окон легко, делая много лишних движений – то смахнет с подоконника пыль салфеткой, то коснется цветка, то проверит, крепко ли заперт шпингалет, – и было видно, что эти движения доставляют ей огромное удовольствие, как человеку, который долгое время был связан по рукам и ногам.
Люда, продолжая сидеть на ступенях, незаметно и быстро увядала и старела. Она что была, что ее не было – Анатолю было без разницы. Он успел попробовать все, что находилось на столе, и, удобно устроившись в кресле, возил по своим и без того гладким щекам электробритвой на аккумуляторах. Закончив приводить себя в порядок, он вышел на крыльцо и выдул из-под бритвенных ножей щетину. Вернувшись в комнату, он спросил у Земцова, не может ли он быть ему полезен в области уголовно-процессуальных манипуляций.