Адидас – Москва! Получите и распишитесь. Вышел Витька на ки-риль-цо… Почесать себе…ицо… Почесал лицо. Комаров здесь нет, потому что нет воды и нет травы.
Но дрянь какая-то все же летает и кусается.
– Филонов! Филонов, иди сюда! – крикнул Витька младшему сержанту из штабной команды, тех. за кем по солдатской справедливой молве закрепилось позорное звание "писарюги". Филонов один из двух Витькиных непосредственных подчиненных.
Умел на машинке двумя пальцами, перепечатывал протоколы, фуйню-муйню разную.
Отчеты и всю прочую мутатень. Будет потом тоже мамке рассказывать, как в горы ходил, как раненого командира из под огня выносил. Витька читал письмо одного первогодка: "мама, я служу в краснознаменной ордена Кутузова части, и мы скоро опять пойдем в наступление…" Е-мае! Какое к хренам наступление! Им вообще запрещено про боевые действия писать, а автобат вообще по своей узкой функциональности ни в какие наступления не ходил Наше дело – перевозки, ремонт..
Вот до чего же всем славы хочется! Больше чем водки.
Филонов подошел вразвалочку.
– Чего?
– Ни хрена себе, "чего"? Это так теперь у нас сержанты младшие цельным лейтенантам отвечают, подумал Витька про себя, но ничего не сказал.
– Проводи меня до третьего поста.
– Хорошо, только вы, товарищ лейтенант тоже автомат возьмите.
– Хрен тебе, три километра по такой жаре я и с пестиком в кармане хорош буду, – подумал Витька, и снова ничего не сказал. – Достаточно и твоего калаша. А дух налетит, так и в два ствола не отобъемся.
Шли по каменной россыпи. Так было ближе. По дороге километров пять получалось..
А напрямик – доплелись бы минут за сорок. Филонов положил калаша на горбину и обе руки закинул через железо, как Христос на перекладине.
– А правда, что вы в Ленинграде учились?
– Правда.
– А я в Сочи работал в экскурсионном бюро, на гору Ахун туристочек водил…
– Ты рассказывал.
– Да.
Шли молча, только камешки под кроссовками перекатывались.
– Товарищ лейтенант, а покурим?
– А у тебя есть?
Двойственный по смыслу вопрос. Покурить – это совсем не значило – закурить.
Покурить, это означало курнуть травки. Вообще, курить с подчиненными – дело дрянное, но Витька-то был не полноценный офицер, а ДВУХ-ГО-ДИЧ-НИК. Или еще круче – ДВУХ-ГА-ДИШ-НИК, то есть, пришел на два года, нагадил, и ушел. Это так майор Батов говорил. Ему видней – он настоящий военный, он на Витькиных глазах двух духов убил.
Сели в тени брошенной мазовской кабины, неизвестно для чего и как затащенной на половину осыпи. Филонов достал и принялся бережно колдовать.
– Это не трава, товарищ лейтенант. Это пластилин. Это не трава, мать ее ек! Это сама пыльца – самый смак! Смесь зелено-серого порошка с беломоровым табачком раз за разом уходила с шершавой Филоновской ладошки в гильзу папиросы. Слюнявил закрутку сержант очень не эстетично. У нас у всех от жажды слюна здесь была вязкая и липкая. И вот Филонов слюнил-слюнил папироску… Закурили.