Жора старательно «шифровался», беседуя с людьми на борту ледокола. Он всеми силами стремился к тому, чтобы Марат Доценко почерпнул из беседы минимум полезной информации. Как о судне, так и об острове, на котором ждала помощи бригада рабочих. Даже зная, что признаки мутаций могут появиться у него в любую минуту, Салидзе пытался выполнять условия контракта, не передавать подчиненным секретную информацию.
– Корабль направился к острову, – закончив беседу, сообщил бригадир. – По расчетам, будет тут завтра к середине дня. На него еще должны перебросить специальную бригаду… медиков. Кстати, нас попросили отправить фотографии пострадавших.
– И как мы это сделаем? – засмеялся Марат. – Они что, полные тормоза? Мы в телефонную трубку должны им карточки пропихнуть?! Примите суперфакс, мать вашу!
– Мне сказали, тут есть цифровой беспроводной канал, по которому можно передавать изображения, – возразил Салидзе. – Только я не умею пользоваться оборудованием…
– Клоков! – вспомнил Марат. – Димон Клоков. Он в Питере в каком-то институте учился. Может, по компьютерам? Вдруг получится?
Именно поэтому Дмитрий и оказался в домике инженеров, вместе с Доценко и Салидзе. Фотографии мертвого Прохорова сделали с помощью цифрового фотоаппарата. «Перегнали» на портативный компьютер. Потом от Димы потребовалось включить соображалку на полную мощность, чтоб допереть, как отправить письмо с приложенными картинками на борт судна…
Все это произошло до обеда. Еда не лезла Диме в горло. Он глядел, как пожирают сосиски Лишнев и Леха-Гестапо, что-то обсуждают меж собой, и втайне завидовал товарищам по несчастью. Клоков ел с огромным трудом – картины произошедшей трагедии снова и снова всплывали в памяти. А лидеры «кланов» не мучились воспоминаниями, они спокойно запихивали в желудок пищу, приготовленную Любаней. И при этом решали, что и как объяснять аварийной команде с ледокола, когда та высадится на острове.
– Зинка! – вдруг истошно завопила Любаня. – Зинка!!!
Люди вскочили с мест. Зинаиды нигде не было. Все так погрузились в обсуждение трагедии, в думы о ней, что никто не смог вспомнить, когда докторша выскользнула из столовой. Первым сорвался с места Доценко.
– Дура! – заорал он. – Какая дура!!!
Хлопнула дверь столовой. Доценко выскочил наружу, даже не надев шапки, не застегнув куртку. Дима Клоков, опередив других, рванулся за Маратом. Он не успел подумать, куда и зачем бежит. Ноги решали сами. Наверное, потому, что Доценко был симпатичен бывшему студенту из Питера. В отличие от Лишнева или Лехи-Гестапо. А может, потому, что Дима проникся уважением к Зинаиде, которая – каким бы ни была человеком – раз за разом лезла в самое пекло, подчиняясь клятве Гиппократа.