– Это хорошо.
– Вы поймете друг друга. Мой папа живет вторую жизнь.
– Вторую? – Он взял ее за руку. – Значит, давно живет на свете.
– Это он так говорит... Первую он не любит вспоминать. Была война, всякие лишения...
– Он что, воевал?
– Он попал на фронт в сорок четвертом, семнадцати лет. Дошел до Берлина.
– Геройский у тебя родитель!
– Ничего геройского. По крайней мере из того, что я знаю. Воевал в пехоте, после войны отслужил еще восемь лет. Где-то в Прибалтике. Вроде боролся с националистами.
– Вот как? Интересно бы поговорить...
– Может быть, когда-нибудь и расскажет... После войны долго работал в Заполярье, геологом. Исходил пешком весь Север, от Швеции до устья Индигирки. В пятьдесят вышел на пенсию. Вот его вся первая, и самая загадочная, жизнь.
– А вторая?
– Вторая, кажется, проще и понятнее. Папа женился на моей маме. Родилась я, и у него началась совсем другая жизнь. А сейчас он почти безвылазно на даче. И кажется, у него теперь третья жизнь. Мне неудобно говорить... Но ты должен это знать. Чтоб быть готовым... В общем, папа сейчас живет воспоминаниями и какими-то фантазиями.
– И в чем же это выражается?
– Когда мне было четыре года, он водил меня в поле сразу после дождя. Мы искали вход в Тридевятое царство.
– Как интересно! – засмеялся Андрей. – Да твой папа романтик! И нашли?
– Мы гонялись за радугами. Потому что вход там, где начинается радуга.
– А стихов он не пишет?
– Нет, только читает... А теперь он снова после каждого дождя идет в поле. И целыми часами бродит там, пока светятся радуги. Особенно после того, как умерла мама... Наверное, это от одиночества и тоски.
Они некоторое время шли молча под оглушающие трели жаворонков.
– Мне кажется, я начинаю понимать природу конфликта, – задумчиво продолжила Надежда, – отцов и детей... Мы взрослеем и живем только первую жизнь, а они в это время уже в другой. Это как в разных мирах... Мы никогда не будем чувствовать друг друга. Даже знаю, в какой момент наше общее пространство... перестало быть общим. Когда я первый раз не пошла с ним в поле после дождя...
– Я тоже давно не верю в чудо, – проговорил Андрей с сожалением. – А хочется! Например, чтоб завтра кончилась война...
Она неожиданно обняла его, поцеловала и виновато замерла, положив голову на плечо.
Жаворонки пели прямо над ними.
– Так боюсь за папу, – вдруг призналась Надежда. – В последнее время им ко всему прочему овладела страсть к путешествиям.
– Склонность к бродяжничеству? – улыбнулся он. – Это тоже здорово! Мне тоже иногда хочется бросить все, отпустить себе бороду...