Ревилл мысленно чертыхнулся на то, что она с миссис Шайрс отказались отправиться домой и предоставить это дело мужчинам. Пока у обеих складывалось самое неблагоприятное впечатление от работы отделения.
– Значит, ваши люди не могут уследить даже за тем, кто хочет, чтобы за ним следили? – недоверчиво спросила Эйвори у дежурного констебля.
– Все вышло не совсем так, мэм, – пристыженно взглянул он на нее. – Мы ждали снаружи, когда он выйдет. Нам нельзя было входить туда с ним, это испортило бы весь план.
Сердце Марии отчаянно заколотилось в груди. Она крепко схватила Эйвори за руку:
– Он уже больше часа находится у них в плену. Мы обещали, что вызволим его из «Лордс Дрим» через два часа.
– Ох, дорогая…
– Влезайте сюда, обе, – Ревилл стукнул кулаком по стенке экипажа и вскочил внутрь. – В «Лордс Дрим»! И не жалейте лошадей!
Собрав все самообладание, Герцогиня пыталась ничем не выдавать своих чувств, пока колеса кеба катили по булыжной мостовой. Волосы на ее руках дыбом стояли от ужаса.
Она возвращалась. Она, которая поклялась, что ноги ее не будет за этими позорными дверьми, возвращалась.
Голова тяжело дышавшего Джоко Уолтона лежала на ее коленях. Поворачивая за угол, кеб накренился. Джоко завозился и что-то забормотал. Держа в одной руке его новый шелковый цилиндр, другой она погладила его по курчавым волосам.
До сих пор он не имел никаких дел с «Лордс Дрим».
Тихий всхлип сорвался с ее губ. Русский услышал этот звук. Его большое тело полностью занимало сиденье напротив их. Даже в темноте было видно, как блеснули его глаза:
– Ты плачешь, Герцогиня?
– Нет. Ни в коем случае, – она запнулась. – Да, да…
– Может быть, этим вечером все обстоятельства твоего затворничества выйдут на свет.
– Я не хочу, чтобы они выходили на свет, – покачала она головой.
– Ты слишком долго пряталась во тьме. Пора такой красавице, как ты…
– Не надо! Не говори больше ничего! Джоко снова завозился. Он шлепнул себя рукой по лицу, словно пытаясь разбудить себя.
– Все будет хорошо, – пообещал русский.
– Откуда тебе это знать? – процедила Герцогиня сквозь сжатые зубы. – Мне это не известно. Это ужасное, жуткое место. А я тащу туда одного из самых верных своих друзей и подвергаю его опасности.
– Это я тащу его, – дружелюбно возразил ей русский.
Кеб снова повернул. Герцогиня выглянула из-за занавесок:
– Мы почти приехали.
– Если вы сомневаетесь, дорогая моя леди Клариса, или даже чуть-чуть побаиваетесь… – Стид оставил фразу незаконченной.
Клариса дрожала, несмотря на теплое пальто. Живя в сельской местности с самого рождения Бетани, она никогда не оставалась на улице после девяти часов вечера. А где-то часы только что пробили полчаса. Половину одиннадцатого.