– Уголовный розыск, – Гуров извлек из кармана удостоверение и развернулся лицом к патрульным. – Полковник Гуров, – затем, слегка повернув голову, он негромко сказал, уже обращаясь к Шапито: – Иди садись в мою машину. Наша дискуссия о мокрых делах еще только началась. И не вздумай предпринять попытку к бегству. Положение у тебя и так далеко от завидного, Шапито.
– Понял, не дурак, – почти равнодушно откликнулся тот и, следуя указаниям полковника, с заведенными за спину руками зашагал к иномарке.
Гуров подошел к патрульным и минут пять беседовал с ними, предварительно продемонстрировав с близкого расстояния свои корочки. Время от времени он оборачивался на «Пежо», но всякий раз убеждался, что задержанный находится там, где ему и положено. Похоже, что Шапито действительно смирился со своей участью. Сейчас он думал лишь о том, как бы скинуть с себя ответственность. Гуров вернулся в его общество, сел за руль и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель мягко заурчал, однако ехать полковник не торопился.
Шапито тупо смотрел прямо перед собой.
– Бровь болит, – пожаловался он.
– Ничего, – Гуров пристроил во рту сигарету. – В тюрьме тебя залатают, Шапито. А когда выйдешь, будет совсем незаметно. Времени-то сколько пройдет, сам подумай.
– Да, лихо вы меня, полковник…
Мандраж, беспокойство, нервозность – все это осталось позади. Шапито прекрасно понимал, что не в его силах уже каким-либо образом изменить ситуацию в лучшую сторону. Приходилось мириться с суровой действительностью.
– Какой мерой меряете, той и вам отмерено будет, – назидательно заметил Гуров. – Ладно, давай рассказывай. Как же ты, такой осторожный, и ухитрился на ровном месте да мордой об асфальт? И в самом деле, не похоже это на тебя, Шапито. Я удивлен.
– Я же говорю. Эти суки просто подставили меня. – Шапито скрипнул зубами. – Как лоха развели. Как мальчишку желторотого.
– Кто? – коротко спросил Гуров.
Шапито вскинул голову и одним глазом посмотрел в лицо полковника. Всем своим видом он намеревался сейчас вызвать сочувствие к собственной персоне, и Гуров понимал это, потому и сохранял бесстрастное, суровое выражение.
– Лев Иванович, – Шапито слегка закусил нижнюю губу. – Я уже сказал вам, мне за чужие грехи платить неохота. Но… Как бы это сказать?.. Если я вам все расскажу, да, все, что знаю, то мне это зачтется? Ну, вроде как явка с повинной? Или чистосердечное?
Гуров отрицательно покачал головой.
– Договориться можно было еще там, – строго произнес он. – На той квартире, куда я пришел просто поболтать с тобой, Шапито. Но с тех пор многое изменилось. Я, знаешь ли, ужасно не люблю, когда в меня стреляют. Особенно всякая шваль вроде тебя. И не прощаю подобного. Ты уж извини, Шапито. Но в одном ты прав. Идти паровозом в деле об убийстве тебе нет никакого резона. Нам нужен тот, кто это убийство совершил. В результате ты пойдешь только как соучастник преступления, соответственно это и меньший срок. Да что я тебе все это рассказываю, Шапито, ты и сам все прекрасно знаешь. Не маленький уже.