– Галька с Гулькой приехали! – слышится со двора возглас Тагира.
– Это дочки мои! – бросает вилы Бурхан. – Сейчас познакомитесь. К батьке приехали!
Долго никто не появляется. Наконец слышатся мелодичные голоса и показываются две девушки, одетые в рабочее. Мужские пиджаки (видимо, из здешнего гардероба) висят на них, точно в шкафу на плечиках. И тем не менее мы не в силах отвести от приехавших глаз.
Одна из них – черноволосая, с тонким с горбинкой носом и черными блестящими цыганскими глазами – Галя. «Эта вся в меня, в батьку, – вполголоса охарактеризовал ее мне счастливый старик. – А Гулька – та в мать пошла».
Гуля, которая пошла в мать, – светлокожая и светловолосая, с более мягкими чертами скуластого лица, раскрыленным, но аккуратным носиком и тонкими выгнутыми бровями над карими миндалевидными глазами. Она отличается от сестры еще и каким-то печальным спокойствием. Ходит плавно, прямо, даже чуть откинувшись назад, и слегка враскачку.
Прибывшие тотчас же бойко взялись за дело – принялись выбирать вывороченные из жирной черной земли желтовато-белые и лиловые картофелины. Загремели о борта ведер увесистые клубни. Я невольно напрягся, ускорил работу.
– Отдохните, – предложила мне черненькая Галя, бросив на меня быстрый оценивающий взгляд, – а я покопаю.
– Ничего, нормально, – на секунду распрямил я спину.
– Что, девушки приехали – сразу работа пошла?! – проорал с конца ряда Володька.
– Да вы и без нас уже пол-огорода осилили, – возразила Галя. – Что бы мы без вас делали?
– А мы без вас?! – кричал повеселевший начальник.
Через какое-то время уже казалось, будто мы не первый год вместе копаем картошку.
– В вашем наряде хорошо границу переходить, – острю я.
– Это почему же?
– Не жалко, когда собаки станут драть. А если честно, то вы и в нем неотразимы.
– Шутник, – усмехнулась Гуля, сидящая на корточках и энергично разгребающая руками лунки.
– На будущее лето опять к нам приедете? – повернулась ко мне Галя.
– Картошку копать, – прибавила Гуля с улыбкой.
– Лучше вы к нам в Питер, – ляпнул тоже улыбающийся Мишка.
– Нет, это тут вы свободны, а там, небось, у всех жены, – проговорила Галя, постреливая черными глазами и как будто ожидая от нас подтверждения или опровержения своих слов.
– По-всякому, – брякнул я.
Когда позднее, уже в первых голубоватых сумерках, вновь собирали в ведра рассыпанный для просушки урожай (голова к голове), Галя неожиданно спросила:
– И у кого же из вас по-всякому?
Окончательно сгустились сумерки. Мы с Галей, сидя рядышком на корточках, добирали последнюю картофельную мелочь.