— Пусть бегут, — проворчал Савва, — до берега не догнать, а там их, верно, лошади поджидают.
Он переложил руль, направляя ладью к перевернутой лодке. На опустевшей воде ее позеленевшее днище казалось брюхом сдохшего от старости огромного осетра или сома. Невзора нигде не было.
— Жалко, коли утоп. — Копыто напряженно всматривался в воду. — Ох, лихой парень!
Внезапно над бортом ладьи возникли руки, уцепились за край, показалась голова бывшего дружинника все в той же круглой шапке. Он подтянулся, перевалился через борт и без сил приник к доскам. Середин бросился к нему:
— Живой?
Вода ручьями стекала с одежды Невзора, шапка облепила голову, мокрые усы повисли, как у сома. Его окружили дружинники, хлопали по плечам, качали головами, восхищаясь невиданной сноровкой. Вперед протолкался Копыто с чашей меда:
— Ну-ка, выпей для сугреву.
Невзор залпом опорожнил чашу и, отдуваясь, отдал ее обратно. Скупая улыбка тронула его губы.
— Так я не замерз, но все равно — спасибо.
— Олег, подмени, — попросил от руля кормщик.
Середин прошел на корму. Савва подскочил к Невзору, схватил за плечи.
— У-у, вражина! Как это ты исхитрился? Я думал: все, конец тебе, — а ты, ну, чисто чудо-юдо кит морской! Видали? — обернулся он к дружинникам. — Один всех злыдней вырезал!
— Одного и я достал, — ревниво буркнул Острожек.
— Молодец, — кивнул Савва, — полгривны обещал — будет.
— Вот и погуляем.
Невзор сунул руку за пазуху, вытащил что-то и протянул кормщику.
— Ты гадал, кто тебя подстерег. Вот, гляди, — на ладони лежали, спутавшись цепочками, золотые и серебряные нательные крестики. Невзор криво усмехнулся: — На печенега совсем не похоже, да? И орали они по-ромейски.
Савва поковырялся пальцем в кучке крестов, покачал головой.
— Дознались, все-таки, — почти прошептал он. — Ну, ничего. Теперь-то мы дома, считай. Ты бы одежу снял да обсушиться повесил. И шапку. Что она у тебя, гвоздем прибита? Продует на ветру.
Невзор помрачнел.
— Так высохнет.
* * *
Город открылся внезапно. Лесистые берега мешали разглядеть, что там, за поворотом реки, но когда ветер и течение вынесли ладью на стремнину, впереди открылась панорама Киева. На холмах, за насыпными валами, за мощными стенами из вековых дубов, толпились двух-, а то и трехэтажные дома, возвышались терема над воротами. Приземистые каменные башни охраняли распахнутые ворота, в которые вливались видимые даже отсюда телеги, повозки, конный и пеший люд: окрестные села везли на многочисленные рынки зерно, муку, кур, гусей, мясные туши. Гнали целые стада коров, телят, овец; везли корзинами, возами свежую рыбу, битую дичь, лесные ягоды, мед.