Семенов кивнул.
«Я должен запомнить каждую деталь. Загаженные крысами книги, запах тления и помета, стреляные гильзы на полу. Лиана, укоренившаяся в бамбуковой кадушке и задушившая пальму. Клочья волос, почему-то прилипшие к письменному столу. Я должен запомнить каждую деталь, чтобы потом задать вопрос другому человеку Каю Уламу. Я обязан задать другому человеку этот вопрос. Если ты правда другой, если ты по-настоящему человечен, если ты действительно начало другой эпохи, то зачем это все? Убитые книги, мертвый город, пустая страна…»
Он осторожно поднял разбухший, в клетчатом переплете томик, напечатанный по-французски.
«ДОКТОР САЙХ УЧИТ…»
Он хотел бросить книгу на место, но вдруг увидел имя на титуле.
– О! – сказал он.
– Что там? – настороженно спросил Колон. Он явно нервничал, принюхиваясь к странным, ползущим со всех сторон запахам.
– Джейк, это ваша книга.
Семенов поднял руку с распухшим от влаги томиком:
– Эту книгу написали вы, Джейк. Наверное, когда-то вашей книгой как путеводителем пользовались туристы, наезжавшие в Сауми.
– Не тот бедекер, с которым нужно наезжать в Сауми…
– Вам, наверное, захочется взять эту книгу на память, Джейк?
– Не испытываю ни малейшего желания. Бросьте ее в общую кучу. Она свое отслужила.
Семенов встряхнул книгу, ее слипшиеся страницы разошлись.
«Вопрос. Правда ли, что звери из зоопарков Сауми выпущены на волю в первые часы революции?
Ответ. Доктор Сайх учит: рожденное не людьми должно оставаться свободным».
– Доктор Сайх, – сплюнул, закуривая, Колон. – Я трижды встречался с доктором Сайхом. Пользуясь его афоризмами, можно написать десяток подобных книг. Учение доктора Сайха просто, как свет солнца в кронах утренних пальм, оно просто, как роса на траве, в своей простоте оно должно убеждать самого простого крестьянина.
Он настороженно потянул носом.
В мертвой библиотеке остро пахло сыростью, мышиным пометом, пылью, цветочной пыльцой, но и еще чем-то, заносимом извне, – чем-то невнятно знакомым, внушающим тревогу.
– Взгляни.
Семенов повернул голову.
В метре от пола, как будто это сделал лежавший на полу человек, жирным черным углем был начертан иероглиф, означающий имя Кай, и так же жирно перечеркнут черным крестом.
Не оглядываясь они оставили библиотеку.
Коридор, сужаясь, как труба, уходил вдаль. Когда-то это был огромный отель, он строился из расчета вовсе не на двух человек. Он и сейчас внушал почтение своим объемом, и все равно они, Семенов и Колон, были сейчас единственными его жильцами.
– Тише…
Они остановились.
Тишина.
Мертвая тишина.
Вдруг что-то звякнуло, что-то упало.