Чаще срывался я, чем они, генералы, они вообще не срывались. Если не считать телефонных, то на очных переговорах дело пришлось иметь прежде всего с генерал-лейтенантом Стефановским, зам.начальника Политуправления Советской Армии. Во всяком случае, он запомнился мне больше других.
Мне даже неудобно говорить об этом, но отнюдь не я перед ним, а он передо мной выступал в роли просителя: я не могу вам приказать, но прошу понять…
А понимать было чего: мы, редакция, наносили по армии удар огромной силы. Наши беседы невольно переходили на рассуждения о дедовщине, о чрезмерной секретности, о перерождении армии, о ее невероятных размерах и расходах, и все это – в связи с повестью “Стройбат”.
Стефановский говорил:
– Все так. Ну давайте все это в одночасье разрушим и останемся без армии!
Я:
– А что это за армия, которая боится какой-то повестушки?
Стефановский:
– Ну если бы мы уж так боялись, мы могли бы запретить публикацию повести – и все тут.
– И получить всемирный скандал?
– Пережили бы… Не такое переживали.
– Через полгода пресса все равно прорвется в ваши крепости, а дело с запретом повести “Стройбат” значительно ухудшит ваше положение.
Примерно в таком вот духе мы объяснялись: я объяснял, что лучше, а что хуже для него, для армии, он – что лучше, что хуже для меня, для журнала и прессы: не дай Бог журнал исполнит какую-то неблагородную роль!
Так мы и расставались всякий раз.
Я:
– Будем печатать.
Стефановский:
– Еще раз прошу – взвесить все “за” и “против”. Не ошибитесь!
И вот еще что: в армии-то у них тоже был раскол. Уходил Стефановский, и раздавались звонки (от полковников военной прессы):
– Ну как? Когда же вы будете публиковать “Стройбат”? Ждем не дождемся!
И еще плюс ко всему: во все эти дела без конца встревал Каледин. Он ходил по военному начальству, звонил, писал, требовал, а главное – скандалил.
Самым невероятным, на мой взгляд, его поступком был такой.
Зайдя ко мне, он увидел на столе мое письмо начальнику Политуправления. Он его списал и послал адресату за своей подписью.
Адресат, получив одно и то же письмо за разными подписями, звонит мне:
– В чем, собственно, дело? С кем, собственно, мы имеем дело – с редактором журнала Залыгиным или со стройбатовцем Калединым?
Я приглашаю Каледина.
– Что вы делаете?
– А мне так интересно. Я же не совершаю никакого преступления? Я вправе действовать по своему усмотрению!
– Тогда действуйте – пробивайте вашу вещь сами, без моего участия!
– Нашли чудака! Без вашего – не выйдет!
Десять раз я вспоминал роковое начало “Стройбата”. Дело в том, что повесть чуть ли не под таким же названием сначала принес нам Илья Ойзерман-Касавин. Очень неплохая повесть. Мы ее отредактировали, поставили в номер, и тут пришел Каледин, принес свою вещь.