Шико поклонился.
– Так ваше величество изволите приказать?
– То есть я прошу вас, дорогой господин Шико.
Шико начал с нижеследующей фразы, окружив ее всевозможными преамбулами:
«Frater carissime.
Sincerus amor quo te prosequebatur germanus noster Carolus nonus, functus nuper, colet usque regiam nostram et pectori meo pertinaciter adhaeret.»
Генрих и бровью не повел, но при последнем слове жестом остановил Шико.
– Или я сильно ошибаюсь, – сказал он, – или в этой фразе говорится о любви, об упорстве и о моем брате Карле Девятом?
– Не стану отрицать, – сказал Шико. – Латынь такой замечательный язык, что все это может вполне уместиться в одной фразе.
– Продолжайте, – сказал король.
Шико стал читать дальше.
Беарнец все с той же невозмутимостью прослушал все места, где говорилось и о его жене и о виконте де Тюренне. Но когда Шико произнес это имя, он спросил:
– Turennius, вероятно, значит Тюренн?
– Думаю, что так, сир.
– А Margota – это разве не уменьшительное, которым мои братцы Карл Девятый и Генрих Третий называли свою сестру и мою возлюбленную супругу Маргариту?
– Не вижу в этом ничего невозможного, – ответил Шико.
И он продолжал читать наизусть письмо до самой последней фразы, причем у короля ни разу не изменилось выражение лица.
Наконец он остановился, прочтя весь заключительный абзац, стилю которого придал такую пышность и звучность, что его можно было принять за отрывок из Цицероновых речей против Верреса или речи в защиту поэта Архия.
– Все? – спросил Генрих.
– Так точно, сир.
– Наверно, это очень красиво.
– Не правда ли, сир?
– Вот беда, что я понял всего два слова – Turennius и Margota, да и то с грехом пополам!
– Непоправимая беда, сир, разве что ваше величество прикажете какому-нибудь ученому мужу перевести для вас письмо.
– О нет, – поспешно возразил Генрих, – да и вы сами, господин Шико, вы, так заботливо охранявший тайну своего посольства, что даже уничтожили оригинал, разве вы посоветовали бы мне дать этому письму какую-нибудь огласку?
– Я бы так, разумеется, не сказал.
– Но вы так думаете?
– Раз ваше величество изволите меня спрашивать, я полагаю, что письмо вашего брата короля, которое он велел мне так тщательно беречь и послал вашему величеству со специальным гонцом, содержит, может быть, кое-какие добрые советы и ваше величество, возможно, извлекли бы из них пользу.
– Да, но доверить эти полезные советы я мог бы только лицу, к которому испытываю полнейшее доверие.
– Разумеется.
– Ну, так я попрошу вас сделать одну вещь, – сказал Генрих, словно осененный внезапной мыслью.