И почти сразу же вслед за этим — быстрый как молния, — на Уроса прыгнул второй. Но труп первого пса оказался на его пути, и со всего разгона налетев на него, волкодав на мгновение потерял равновесие и споткнулся, перебирая своими огромными лапами, зашатался. Урос бросился на него всей своей тяжестью, они покатились по земле, и выхватив нож из-за голенища сапога, он вонзил его псу в горло и перерезал его.
Все это произошло в течение нескольких секунд. Урос лежал на земле, и только тихий голос Гуарди Гуеджи держал его в сознании:
— Что же ты еще хочешь, чего же еще требуешь ты от себя, о чавандоз?
Джехол подошел к нему и опустил свою гриву ему на лицо.
— Ложись вот сюда, — прошептал ему Урос.
Джехол повиновался и Урос, обхватив его шею обоими руками, подтянулся и взобрался на спину коня. Отвязав веревку, за которую Джехола привязал Мокки, он обернулся к Гуарди Гуеджи:
— Пусть пребудет с тобою мир.
— Все же, я провожу моего гостя до выхода. — ответил старик.
Конь осторожно прошел мимо трупов собак и остановился у расселины.
Всего в паре шагов от нее стояли Мокки и Серех.
— Не забудь седло, — крикнул Урос саису, как только заметил его. И прощаясь с Гуарди Гуеджи, произнес, — Да хранят тебя твои боги, о Предшественник мира!
— Не забывай и ты своих, чавандоз, — ответил Гуарди Гуеджи.
И Урос один направил коня на дорогу.
Когда могильный холм оказался далеко позади, Урос заметил, что плато становится уже. Две горные цепи сходились все ближе и образовывали непреодолимую каменную стену.
Джехол скакал быстрее. Теперь ему не нужно было приноравливать свой бег к шагу Мокки и Серех, и Урос не удерживал его, хотя под ним не было его надежного седла, а его ногу, поврежденную в недавней стычке, пронзала адская боль. Но, несмотря на все это, он был рад вновь обретенной свободе, одиночеству, — и даже своим мукам. Это была цена победы, которую он, полумертвый, почти не осознающий себя человек, все-таки одержал. Сейчас ему казалось, что он сильнее всех возможных препятствий и всех опасностей мира. Эйфория охватила его, и он запел старинную песнь странника, которая была такая же древняя и монотонная, как его родная степь и его народ.
Довольно скоро они подъехали к краю долины. Джехол остановился и Урос замолчал. Перед ним вздымалась, целясь пиками в небо, горная гряда: скалы были практически отвесными, так что только дикие горные козы могли взобраться на них.
Петляя бесконечными поворотами, наверх вела тропа, которую с течением времени протоптали караваны, и чем выше она поднималась, тем становилась все уже, круче и страшней. «Горная лестница» — сказал Гуарди Гуеджи.