Все же люди и животные, если они были сильны и осторожны, могли пройти по ней.
И может быть, даже всадник, на хорошей лошади, если он сам был достаточно ловким и сильным, мог подняться по ней тоже. Но сможет ли это сделать он сам, без помощи своих коленей, на лошади без седла?
Джехол колебался — он поднял было ногу, но опустил ее и нерешительно затоптался на месте. Повернув голову, он взглянул на седока.
— Я знаю… — сказал тот тихо, — если бы ты был один, то не стал бы сомневаться. И ты не сомневался бы, если нес на своей спине сильного и здорового всадника… Но сейчас ты боишься… не за себя, а за меня? Верно?
Джехол подарил ему почти человеческий взгляд.
— Ну, же, скачи вперед! — сказал Урос и взмахнул плеткой. Лишь в последний момент он увидел камень, что по-прежнему был укреплен на ее ремнях, и отклонил удар в сторону.
Но Джехол воспринял даже звук. Одним прыжком он хотел вскочить на камни восходящей тропы, но тут вспомнил, как неуклюж и слаб сейчас его наездник.
Он опустил голову, осмотрел землю перед собой и с большой осторожностью начал продвигаться вперед. Это походило скорее на карабканье, чем на шаг.
Хотя Урос изо всех сил прижимал колени к бокам Джехола, но он чувствовал, что при каждом малейшем толчке, он потихоньку скатывается назад, вдоль по покрытой потом спине коня.
«Я не смогу удержаться долго, — подумал он, — Мокки и его девка придут и найдут меня здесь, лежащим на земле, и им не придется особенно возиться со мной… если я вообще буду еще жив к тому времени.»
Вновь его память перетасовала все смертоносные игры и препятствия этого путешествия, которые он сам создал, и сам же преодолел — столько усилий, хитрости, отваги и ума, и все лишь для того, чтобы теперь, достигнув цели, бесславно пасть…
Чтобы добраться до первой платформы этой зигзагообразной тропы, Джехолу пришлось взбираться наверх чуть ли не вертикально. И Урос начал чувствовать, что начинает терять равновесие: в последнюю секунду ему удалось, выбросив руки вперед, обхватить шею коня и удержаться на нем. Так Джехол и понес его.
Когда они оказались наверху, конь тяжело дышал, но Урос не изменил своего положения. Сейчас ему было все равно, что подобная поза унижает наездника, он лишь сильнее сжимал руки вокруг шеи Джехола. Никто не мог его здесь видеть, кроме него. А Джехол понимал, почему его хозяин так поступает.
Они поднимались все выше. Уступ за уступом. На каждой платформе Джехол останавливался на несколько мгновений, переводя дух, а Урос старался держать свою сломанную ногу, как можно удобнее. Один раз он внезапно выпрямился, — в самой середине подъема. Сверху, с другого зигзага тропы, на него посыпались мелкие камни: может быть им навстречу идет какой-то маленький караван? Никто не должен видеть его сейчас таким: слабым, беспомощным, цепляющимся за шею коня…