Во время своих долгих «хождений» по Сибири ермаковцы с детским любопытством разглядывали идолов, амулеты и священные камни, которым поклонялись местные племена. Поверье насчет чудесных камней, «производящих погоду», было распространено в Сибири особенно широко. Шаманы искали священные камни в горах, во внутренностях лося и карася, в деревьях, куда они будто бы падали прямо с неба. С помощью камней колдуны напускали дождь, стужу и снег.
Однажды казаки попали в Ташаткан. В переводе с татарского это название значило: «камень, который бросили». Согласно кунгурским «сказам», Ташаткан возник на том месте, где с неба на землю «спал» камень. На вид камень был багровым, по размерам превосходил воз с санями. Жители Ташаткана говорили ермаковцам, что от их небесного камня восходят то дождь, то снег и мороз.
Если верить кунгурским «сказам», Ермак не раз посещал языческие мольбища и в трудных обстоятельствах обращался к шаману за советом. Попав в «великое болванское моление» в Чандыре, он спросил колдуна, суждено ли ему пройти за горы на Русь. Шаман дал Ермаку отрицательный ответ и посоветовал поскорее вернуться в Кашлык: «Про возврат (на Русь. — Р. С.) Ермаку тот же шейтанщик сказал, что воротится на Карачино озеро (под Кашлык. — Р. С.) зимовать…»
Манси верили в то, что шаманы наделены сверхъестественной силой, позволяющей им предсказывать будущее. Этнографы XVIII века детально описали шаманские прорицания. «Волхв», по их словам, приказывал связать себя и бросался на землю, после чего присутствующие начинали неистово кричать, ударять в котлы и доски. Колдун отзывался на крики, делая «харей» разные «чудообразия» и бормоча заклинания. В чуме разводили «великий» огонь, курившийся дымом. Едва шамана обволакивал синий туман, он вскакивал в беспамятстве и метался, словно угорелый. Очнувшись, шаман рассказывал о своем свидании с духами и просвещал сородичей насчет их будущего.
Казаки повидали в Сибири немало кумиров и идолов. На глаза им не попала разве что «золотая баба». Слухи об этом великом идоле проникли в Европу за двести лет до похода Ермака. Прославляя подвиг Стефана Пермского, поселившегося в Приуралье, летописец под 1398 годом записал, что святителю пришлось жить среди неверных, молящихся «идолам, огню, и воде, камню и золотой бабе». Более чем через сто лет митрополит Симон в послании пермичам вновь упомянул о поклонении местных племен «золотой бабе».
С христианизацией Пермского края следы идолища исчезли. Золотую бабу теперь стали искать в Сибири. Австрийский посол Сигизмунд Герберштейн, посетивший Москву в начале XVI века, записал, что за Уралом при устье Оби стоит идол «золотая баба», в виде некоей старухи, которая «держит в утробе сына и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ее внук».