Боль (Дюрас) - страница 4

«Это ужасно». — «Знаю», — говорит Д. — «Нет, вы не можете знать». — «Я знаю, — говорит Д., — но сделайте над собой усилие, человек может все». Я уже ничего не могу. Руки, обнимающие тебя, — это приносит облегчение. Иной раз покажется, что тебе стало лучше. Миг передышки. Мы садимся есть.

Сразу же подступает тошнота. Хлеб — тот самый, что не съел он кусок хлеба, который мог бы спасти его от смерти. Я хочу, чтобы Д. ушел. Моей пытке опять требуется свободное место. Д. уходит. Пол скрипит у меня под ногами. Я выключаю все лампы, возвращаюсь в свою комнату. Иду медленно, чтобы выиграть время, чтобы не разбередить все эти ужасы в моей голове. Надо быть осторожной, а то не засну. Когда я не сплю, на следующий день мне гораздо хуже. Каждый вечер я засыпаю рядом с ним в черном рву, рядом с ним, мертвым.

Апрель

Я иду в Центр д'Орсэ. Мне стоило больших усилий пристроить туда Розыскную службу газеты «Либр», созданную мной в сентябре 1944 года. Мне возражали, что это неофициальная организация. B.C.R.A. (Центральное бюро разведки и действия) уже обосновалось там и не желало никому уступать место.

Сперва я проникла туда тайком, с фальшивыми документами и пропусками. Мы смогли собрать и опубликовали в «Либр» многочисленные данные об эшелонах с депортированными, об их пересылке в другие лагеря. Там было немало сведений о конкретных людях. «Передайте семье такого-то, что их сын жив, я только вчера расстался с ним».

Меня и моих четырех товарищей выставили за дверь. Аргумент: «Все стремятся сюда, это невозможно. Сюда будут допущены только секретариаты службы по делам военнопленных». Я возражаю, что нашу газету читает семьдесят пять тысяч родственников депортированных и пленных. «Очень жаль, но правила запрещают какой бы то ни было неофициальной организации находиться здесь». Я отвечаю, что наша газета — особая, что только мы печатаем специальные выпуски со списками фамилий. «Это недостаточное основание». Так говорит старший офицер отдела репатриации министерства Френэ. У него ужасно занятой вид, он сдержан и озабочен. Вежлив. Он говорит: «Сожалею». Я говорю: «Я буду драться до конца». Направляюсь в сторону административных кабинетов. «Куда вы?» — «Я постараюсь остаться». Пытаюсь втиснуться в очередь военнопленных, занимающую весь коридор. Старший офицер говорит, указывая на них: «Как вам угодно, но будьте осторожны, они еще не прошли дезинфекцию. В любом случае, если вечером вы еще будете здесь, мне придется, как ни жаль, выставить вас».

Мы нашли маленький дощатый столик и пристроили его в уголке.