Азей трескуче засмеялся:
– Да какие уж тут шутки, соколик…
Он резко махнул рукой. Выбравшаяся из-за тучи луна осветила продолговатую гирьку, летящую Степану прямо в лоб.
«Ох, дурак! – мысленно простонал Белбородко. – Второй раз на одни грабли…»
Азей бережно смотал ремешок кистеня и спрятал оружие в рукав, закидал Степана хворостом.
– Ты полежи, отдохни, соколик, а мы покамест народ поднимем… Шоб никто не сомневался, кто ты есть такой…
* * *
Азей вернулся к погребальному костру. Как он и рассчитал, тризна была в самом разгаре, отовсюду слышались песни и веселый смех. Людины старались поскорее забыть о беде, что выпала на их долю. Все правильно, так и должно быть.
Ведун подошел к костру и закричал:
– Настало время испытать чужака, пусть докажет, что он не упырь, или сгорит в священном огне.
– Пусть, пусть докажет, – раздались крики, – тащи его на круг!
Но сколько ни искали людины, сколько ни метались по полю, чужак как сквозь землю провалился. Любомир только разводил руками, в которых держал жареного зайца и полкаравая хлеба, Алатор пожимал плечами, ухмыляясь в лоснящуюся от жира бороду.
– Ушел, ушел проклятый, – кричал ведун, заламывая руки. – Знал упырь, что не сможет обмануть сход, знал, вражина… Луна вона как таращится, плохая луна, темная. Чую беду близкую, чую…
Человек десять загорелись прикончить упыря. Вооружились кольями и бросились к яру, обшарили низы и, взобравшись по тропе, вьющейся меж кустов, с час трещали ветвями и громко переговаривались, но, разумеется, никого не нашли и вернулись обратно.
Пиршество загудело с новой силой. Бочонки с хмельным медом и брагой быстро пустели, отовсюду доносились пьяные возгласы, мало-помалу об упыре забыли. К тому времени, когда погребальный костер унялся, людины лежали вповалку вокруг тлеющих углей, повсюду раздавался храп.
Вдруг откуда-то с яра донесся отчаянный волчий вой. Людины встрепенулись.
– Уж не наш ли озорничает? – послышался шепот. – Надо бы проучить.
– Утром пойдем, в этакой тьме он всем глотки порвет. Как сосветает, его сила убудет, вот тогда всем миром и навалимся…
Вой оборвался, и тревожные разговоры постепенно смолкли. Только ветер метался меж спящими.
* * *
– Эй, Чуек, – прошептал Гридя, когда все уснули, и толкнул приятеля пяткой.
– Отлезь, – сонно огрызнулся тот.
Гридя вновь пихнул его.
– Ну, чего тебе?
– Как думаешь, пришлец и правда упырь?
Чуек потер заспанные глаза, заворочался.
– Блоха ты неугомонная, – озлился Чуек, – хоть ночью-то отстань, дай поспать.
Гридя немного помолчал, думая о чем-то, и вновь принялся тормошить: